ОЛЕГ ЛЕКМАНОВ
ОБ ОДНОМ «БЛОКОВСКОМ» СТИХОТВОРЕНИИ НИКОЛАЯ ТИХОНОВА
Многие начинающие поэты, жившие в конце 1910-х – начале 1920-х годов в Петрограде, оказались в этот период под перекретстным влиянием Блока и Гумилева. Следы этого влияния с легкостью отыскиваются в стихотворениях и/или в автобиографических признаниях Всеволода Рождественского, Марии Шкапской, Елизаветы Полонской… Не избежал этого влияния и Николай Тихонов.
В мемуарной книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы» приводится развернутая презрительная реплика Николая Гумилева о неком «молодом поэте»:
– <…> …меня, – говорит он, усаживаясь в красное сафьяновое кресло, – сейчас атаковал Т.
Т. — молодой поэт, один из многих отпавших от Гумилева учеников, не пожелавших поддаться его «муштре и учебе».
Гумилев хмурится:
– Льстец. Хитрая Лиса Патрикеевна. Стал меня ни с того ни с сего уверять, что я лучше Блока. Я его осадил: «Бросьте! Я ведь знаю, что вы к Блоку на поклон ходили и клялись, что я ему в подметки не гожусь». Ничего такого я не знаю, а, должно быть, правда. Покраснел, смутился, стал что-то бормотать… До чего противно!.. [1]
В Т. без особого труда удается опознать очень популярного в первой половине 1920-х годов среди самых взыскательных ценителей поэзии стихотворца Николая Семеновича Тихонова [2]. О тихоновском увлечении творчеством Гумилева написано уже много, да и сам он признавался в автоибиографической заметке «Моя жизнь» (в этой заметке Тихонов говорит о себе в третьем лице): «Очень кратковременное личное знакомство его с Н. С. Гумилевым заставляет его сильно сосредоточиться и задуматься над своей работой» [3]. О влиянии на раннего Тихонова поэзии Блока, как это ни странно, сказано гораздо меньше.
Между тем, именно в поколенческой полемике с Блоком, как представляется, было написано одно из лучших (если не лучшее) стихотворений Тихонова, датированное 1921 годом и вошедшее в его первую поэтическую книгу «Орда» (1922):
Мы разучились нищим подавать,
Дышать над морем высотой соленой,
Встречать зарю и в лавках покупать
За медный мусор – золото лимонов.
Случайно к нам заходят корабли,
И рельсы груз проносят по привычке;
Пересчитай людей моей земли –
И сколько мертвых встанет в перекличке.
Но всем торжественно пренебрежем.
Нож сломанный в работе не годится,
Но этим черным, сломанным ножом
Разрезаны бессмертные страницы [4].
Мне представляется, что эти строки восходят к хрестоматийному блоковскому стихотворению, датированному 1911 годом:
Ты помнишь? В нашей бухте сонной
Спала зеленая вода,
Когда кильватерной колонной
Вошли военные суда.
Четыре – серых. И вопросы
Нас волновали битый час,
И загорелые матросы
Ходили важно мимо нас.
Мир стал заманчивей и шире,
И вдруг – суда уплыли прочь.
Нам было видно: все четыре
Зарылись в океан и в ночь.
И вновь обычным стало море,
Маяк уныло замигал,
Когда на низком семафоре
Последний отдали сигнал…
Как мало в этой жизни надо
Нам, детям – и тебе и мне.
Ведь сердце радоваться радо
И самой малой новизне.
Случайно на ноже карманном
Найди пылинку дальних стран –
И мир опять предстанет странным,
Закутанным в цветной туман! [5]
На Блока, как на адресата полемики, в стихотворении Тихонова, по-видимому, указывает строка «Случайно к нам заходят корабли» (в блоковском стихотворении тоже описан случайный, внезапный вход кораблей в бухту) и, особенно, упоминаемый в финале, как и у Блока, «нож».
У Тихонова это нож для разрезания книжных страниц, у Блока карманный нож, но оба эти ножа превращаются едва ли не в главные предметы стихотворений. Предъявляя их читателю и Блок, и Тихонов проговаривают то главное, что они хотели сказать.
Блок воспевает романтику, которая на короткое время «вошла» в «нашу» жизнь и вытеснила унылую обыденность (воплощенную в строках: «В нашей бухте сонной / Спала зеленая вода»).
Тихонов утверждает романтику через ее отрицание. У него тоска по «дальним странам», воплощенная в экзотическом и очень ярком цветовом образе – «золото лимонов» описывается как чувство, которое современные люди ощущать «разучились». Как и «встречать рассвет», как и «дышать над морем высотой соленой», как и любоваться входящими в бухту «кораблями». Однако именно благодаря выразительности описаний всех этих, вроде бы отвергаемых и отошедших в прошлое привычек, все они прочно врезаются в читательское сознание.
Важно также, что блоковское стихотворение ретроспективно воспринимается как написанное в предчувствии грядущей большой войны («Когда кильватерной колонной / Вошли военные суда»), а стихотворение Тихонова изображает мир и сознание людей уже после свершившейся катастрофы. Поэтому у Тихонова возникает страшноватый образ: «Пересчитай людей моей земли – / И сколько мертвых встанет в перекличке». Который, впрочем, напоминает читателю не о Блоке, а о страшной балладе и тем самым возвращает нас к вопросу о влияниии на начинающего Тихонова поэзии Николая Гумилева.
__________________________________________________________
[1] Лекманов О. «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы». М., 2020. С. 243.
[2] См.: Там же. С. 640. Напомним, что, например, в программной критической статье Тынянова «Промежуток» (1924) разговору о поэзии Тихонова посвящен обширный фрагмент: Тынянов Ю. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 191–193.
[3] Тихонов Н. Моя жизнь // Красная панорама. 1926. № 41. С. 7. См. также большую статью, в которой интересные наблюдения и приводимые ценные сведения подчинены ложной, как кажется, задаче – во что бы то ни стало представить Тихонова поэтом того же, если не более крупного масштаба, что и Гумилев: Шошин В. Н. Гумилев и Н. Тихонов (Фрагменты книги «Повесть о двух гусарах») // Николай Гумилев. Исследования и материалы. СПб., 1994. С. 201–235.
[4] Тихонов Н. Орда: стихи. Пб., 1922. С. 15.
[5] Блок А. Полное собрание сочинений и писем: в 20-ти тт. Т. 3. М., 1997. С. 96. Впервые стихотворение Блока было опубликовано в журнале: Русская мысль. 1914. № 24. С. 1, 1-я пагинация.