ОЛЬГА МАРТЫНОВА
Φάρμακον / ГОМЕРЫ
Несколько соображений о двух итальянских поэтах
«Это всегда трудно, говорить о себе» – так начинается поэтологическая автопрезентация римского лирика Саши Пьерсанти. Но и говорить о других – большáя, даже, думаю, еще бóльшая ответственность. И если сейчас я, в контексте «обсуждения сложившейся ситуации», говорю о двух итальянских лириках, то, конечно, встает вопрос, пишут ли в Италии как-то иначе. С одной стороны, я верю в общую поэтическую интуицию, приводящую к тому, что развитие лирики во всем мире и на всех языках происходит одинаковыми волнами (о чем, к примеру, свидетельствует новейшая большая антология произведений молодых европейских поэтов [1]). С другой, мы всегда пытаемся подмечать те особенности, с которыми работают на каком-то одном языке. При том что, конечно, самым важным в любом поэте всегда остается индивидуальное. Имея в виду все это, я попытаюсь резюмировать некоторые свои впечатления и мысли, касающиеся двух итальянских поэтов, Дафнэ Грациано и Саши Пьерсанти.
Хотя эти двое – очень разные авторы, я начну с одной интересующей меня общей черты: с мужества, необходимого для серьезности. Это «мужество» особого рода – серьезность предполагает незащищенную позицию в искусстве, и особенно, может быть, в поэзии. Слышимые и видимые в стихотворении голоса, картины, движения, звуки открыто признают, что они присутствуют здесь ради какой-то высшей цели, а чтобы признаться в таком, потребно мужество. Метод работы, сам по себе, может быть разным: под серьезностью я понимаю не что-то, относящееся к содержанию или форме, но серьезность самого поэтического жеста (трудно поддающийся определению, но многое определяющий аспект любого стихотворения). Когда в таком контексте заходит речь о «мужестве», сразу же вспоминается «Мужество поэта» (Dichtermut) Гёльдерлина, превращенное им в позднейшей версии этой оды в «Дурость» (Blödigkeit). Завет (один из многих) этого Мужества / этой Дурости: не бойся, будь готов ко всему, ступай в жизнь – чтó, дескать, может с тобой случиться [2]. Случиться может, конечно, всё, что угодно, о чем свидетельствует и жизнь самого Гёльдерлина, но у нас сейчас речь не об этом, а о поэтической серьезности и об осознании собственной задачи.
Дафнэ Грациано определяет писательство как «ϕάρμακον» (pharmakon), то есть яд и целительное средство одновременно. Саша Пьерсанти называет слово «свободным небом и клеткой». Для них обоих слово и язык – это путь к земному миру.
Существуют две теории: что человек думает не посредством слов; или – что человек думает все же именно с помощью слов и нет никакой до-словесной фазы мышления. Я разделяю то мнение, что мысль появляется прежде всяких речей и слов – нагая, бесформенная и сильно зависимая от того, какая форма ей будет придана, – и что одна из существенных задач литературы состоит в оттачивании инструмента, который формирует мысли. Такая позиция не бесспорна, но, между прочим, Альберт Эйнштейн тоже полагал, что люди думают не посредством слов (возможно, поэты и физики разбираются в этом лучше). «Происхождение» Саши Пьерсанти показывает само рождение словесного из бессловесного: то, как любая формулировка вытягивается из до-словесной фазы; именно поэтому «Происхождение» образует средоточие представленной здесь подборки его стихов, исходя из которого должны прочитываться и другие стихотворения. Стихи Пьерсанти делают видимым происхождение его поэтического жеста, и то, что этот говорящий голос вытягивает на поверхность, противопоставляется окружающему миру. Из возникающего отсюда напряжения рождаются эти тексты.
Совсем другую, противоположную направленность имеет, как кажется, поэтологический метод Дафнэ Грациано: у внешних аспектов жизни заимствуются какие-то образы и события и посылаются в глубины Бессознательного, там они подвергаются проверке и посылаются обратно для словесного оформления. Как это происходит, показано в стихотворении, которое озаглавлено цитатой из Эудженио Монтале и кружит вокруг стихотворения Монтале, из которого она взята, – «Чего мы не хотим» («не» у Монтале не зачеркнуто). Стихотворение Монтале – «Не обращайся к нам за словом…» [3] – говорит одновременно о том, что возможности воздействия любого стихотворения ограничены, и о единстве всякого стихотворения со всеми людьми. Стихотворения и люди едины в своей растерянности перед лицом непостижимого мира и, по большому счету, постигают его совместно. В случае Дафнэ Грациано я тоже рассматриваю то стихотворение, которое в наибольшей степени поэтологично – «Чего мы не хотим», – как средоточие и исходный пункт этой подборки ее стихов.
В автопоэтологической заметке Саши Пьерсанти имя Гомера написано с маленькой буквы (omero), и это должно означать, что Гомер понимается им как не-персонифицированная фигура первопоэта (что я в своем переводе передаю множественным числом). И именно здесь – тот пункт, в котором поэтологические принципы Дафнэ Грациано и Саши Пьерсанти встречаются: поэзия как инструмент, поэтическая речь как инструмент. Инструмент для всех. «Не жди, что мы открыть миры тебе поможем», – сказано у Монтале. Миры не открываются внезапно, но постигаются в результате совместных усилий.
Перевод с немецкого Татьяны Баскаковой
__________________________________________________________________________
[1] Grand Tour: Reisen durch die junge Lyrik Europas. Herausgegeben von Jan Wagner und Federico Italiano. Hanser Verlag, 2019.
[2] См. первые две строфы стихотворения «Мужество поэта» (перевод Нины Самойловой; она переводит название как «Решимость поэта»):
«Не сродни ли тебе все, кто живут теперь?
Иль не кормит тебя Парка сама, служа?
Так ступай, безоружный,
В путь по жизни и страх оставь. //
Что б ни произошло, благословя прими,
К радости обратись! что оскорбить тебя
Может, что вдруг случиться
Там, куда суждено идти?»
[3] Речь идет о стихотворении из сборника «Панцири каракатиц» (1925). В переводе Евгения Солоновича оно звучит так:
«Не обращайся к нам за словом, что выверить со всех сторон
могло бы нашу бесформенную душу
и, огненно-шафрановою тушью
начертано, звучало в полный тон. //
Ах, человек, в себе уверенный вполне, –
вот он ступает в дружеском обличье, тогда
как тень его не знает безразличья
лишь к раскаленным пятнам на стене! //
Не жди, что мы открыть миры тебе поможем,
будь рад нечетким звукам, как мертвая ветка, сухим.
Одно тебе сказать сегодня можем:
чего в нас нет, чего мы не хотим».