Стихотворение номера. №12. Ф. Тютчев

Напоминаем, что каждый номер журнала открывается стихотворением поэта-классика, которое выбирают представленные в номере современные поэты.
Выбор осуществляется так: соредакторы договариваются, какой поэт-классик будет в номере; каждый автор называет от 5 до 10 стихотворений этого поэта. Определяется текст, набравший наибольшее количество голосов.
Двенадцатый номер журнала «Кварта» начинается со стихотворения Федора Тютчева, за которое отдали голоса Дмитрий Смагин, Надежда Горлова, Кристина Константинова и Роман Горбунов.
Федор Тютчев
***
Люблю глаза твои, мой друг,
С игрой их пламенно-чудесной,
Когда их приподымешь вдруг
И, словно молнией небесной,
Окинешь бегло целый круг…
 
Но есть сильней очарованья:
Глаза, потупленные ниц
В минуты страстного лобзанья,
И сквозь опущенных ресниц
Угрюмый, тусклый огнь желанья.
 
1836
 
Дмитрий Смагин
Это стихотворение, на первый взгляд легковесное, цепляет меня концовкой: «угрюмый, тусклый огнь желанья». Благодаря ей возникает ощущение, что из-под ресниц на героя смотрит уже не «мой друг», а какой-то демон. Любовный стишок превращается в хоррор. Становится жутковато, как будто ты тоже поймал на себе этот недобрый взгляд. И да, он очаровывает сильней, чем игривые небесные молнии. 
 
Кристина Константинова 
Известно, что стихи «Люблю глаза твои, мой друг…» звучат у Тарковского в «Сталкере», но, наверное, мало кому известно, что певица Бьорк – видимо, посмотрев этот фильм – сделала из них песню «The Dull Flame Of Desire». Мне кажется, получилось что- то с ума сводящее: трубы, голос Бьорк, голос Anohni…Тютчев зазвучал по-новому, пролился в мировой океан. 
 
Надежда Горлова
НОЧНОЕ СОВЕЩАНИЕ С ГРОЗОЙ
Два самых эротических (и при этом не содержащих скабрезности или шутки) русских стихотворения XIX века – это «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем» Пушкина и «Люблю глаза твои, мой друг» Тютчева.
Пушкинское стихотворение часто датируют 1831 годом, чтобы привязать его к женитьбе Пушкина. Но нет, оно написано в 1830-м с заголовком «Антологическое стихотворение» и является ответом Пушкина на текст Батюшкова «Из греческой Антологии» (перевод эпиграммы греческого поэта VI в. Павла Силенциария). Греческому поэту «владычица любви» больше нравится, чем робкая стыдливая дева. Пушкину в его ответе – наоборот. Н.М. Ботвинник сообщает об этом исчерпывающе.
То, что нам кажется смелой исповедью, оказывается диалогом с другом через десятилетия. Батюшков перевел греков после 1817 года, во времена близкого знакомства и общения с Пушкиным в «Арзамасе».
Словом, на уровне чувств тут вообще нет Натальи Гончаровой. А есть Батюшков, и это совсем другие чувства.
Если бы это была стихотворная запись «из интимного дневника Дон Жуана» – это была бы пошлость и низость. То есть, в случае с Пушкиным такого текста вообще быть не могло (у него есть веселые хулиганства, это другое). Удивительно, как кто-то может думать, что это текст одновременно про «жрицу любви» и про жену. Это невозможно.
Впервые пушкинское стихотворение было опубликовано в 1858 г. Тютчев его не знал. Тютчевское «Люблю глаза твои, мой друг» опубликовано впервые также после смерти автора.
Оно было прислано Тютчевым с рукописями других стихов князю И. С. Гагарину и передано в пушкинский «Современник». Но – не отобрано для публикации. Хотя и поправлено немного Вяземским. Тютчев, вероятно, не знал этой правки, а с ней стихотворение и публикуется до сих пор.
Что тут не понравилось Пушкину? То, что героиня – не «смиренница»? Или до Пушкина это стихотворение так и не дошло, и он опубликовал все стихи «Ф.Т.», что ему передали.
Стихотворение датируют 1836-м. Прислано оно Гагарину в мае этого года. Это разгар романа Тютчева с Эрнестиной. В апреле Элеонора Тютчева пыталась покончить с собой.
Поэтому стихотворение естественным образом хочется связать с Эрнестиной Дернберг – молодой вдовой, «владычицей любви».
Но нет.
Это не Эрнестина, не Элеонора. Кто вообще сказал, что «мой друг» – это о женщине?
Скорее, это воспоминание о пейзаже, оформившееся через условный образ воображаемого собеседника Тютчева, который вносит в его стихи диалогическое начало.
«Люблю грозу в начале мая! …
– Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла…» 
Кто эта (этот) «ты», эта (этот) зануда? Это некий голос в голове Тютчева, который находит интеллектуальную параллель чувственному восторгу другого голоса в голове Тютчева.
«Смотри, как облаком живым
Фонтан сияющий клубится! …
О смертной мысли водомет,
О водомет неистощимый!
Какой закон непостижимый
Тебя стремит, тебя мятет?»
Тут «зануда» не отвечает восторженному собеседнику, а обращается к водомету смертной мысли. Или же как раз отвечает, обозвав восторженный голос «водометом смертной мысли».
А в разбираемом нами стихотворении «воображаемый собеседник» вообще растворился в природе. Это и взгляд смотрящего на пейзаж – и пейзаж одновременно.
«Пламенно-чудесная игра» – и мы же видим игру закатного неба, а не какие-то глаза.
Первоначальный вариант следующих строк, без правки Вяземского, такой:
«И снова молнией небесной
Окинешь было целый круг».
Это действительно дальние молнии на закатных облаках, без «словно».
«Угрюмый, тусклый огнь» – это зарницы уже на ночном небе, возможно, за ветками («сквозь опущенных ресниц»). И кто кого лобзает? Да весь ночной пейзаж пронизан желаньем и страстью. Всё это видят и отражают «глаза» «восторженного голоса», а «зануда» любуется «своим восторженным товарищем» и одобряет.
Этим же 1836 годом датируют строки:
«В ночи не совещалась с ними
В беседе дружеской гроза!»
Стихотворение «Люблю глаза твои, мой друг» – оно как раз о дружеской беседе Тютчева с ночной грозой.
Если в нем есть «женщина» – то это ночная гроза.
То есть, ситуация примерно такая же, как и с «Нет, я не дорожу…» Здесь нет женщины, нет частной интимной истории. Именно поэтому эрос стихотворения – высокий и сильный.