О СТИХОТВОРЕНИИ НОМЕРА (Максим Глазун, Дмитрий Дедюлин, Глеб Михалёв)
МАКСИМ ГЛАЗУН
Долго выбирал стихи из-за их взаимозаменяемости, Ахматова разрабатывала методы через темы и темы через методы.
В этом стихотворении меня привлекла его вершинность в двух смыслах: 1) на протяжении всего стихотворения слова крепко, но свободно связаны; 2) в последней строке Анна выпускает всю неловкость наружу, часто разбросанную по другим стихотворениям местами.
Что создаёт для меня два контраста: 1) чисто внешне эффектный: как она спотыкается и не находит правильных слов в финале, что могло бы и быть признаком плохого стихотворения; 2) как при этом авторский метод подчеркивает лирическое состояние, представление о котором должно измениться у нас по ходу стихотворения.
Последняя строчка – это твист, меняющий смысл стихотворения: то, что ловко начиналось и казалось гимном самодостаточности, оборачивается признанием, осознанием своей неполноценности.
Инь, задумавшаяся о нужности ей Яня и воспарившая над лабиринтом, сталкивается со своей слабостью, болезненностью, неловкостью.
«Всё как будто…» – Героиня отрывается от мира реального и погружается в миражи, в фантомное существование.
Поводом выбрать его была и иконичность, и концентрированность в стихотворении мета-текста/мета-сюжета Ахматовой: «Начинали за здравие, кончили за упокой».
Что так созвучно, близко русскому сердцу; поэтому она и сейчас со своим народом, там, где он, к несчастью, есть.
ДМИТРИЙ ДЕДЮЛИН
БЕЗ УКАЗАТЕЛЕЙ
Любовь предполагает якобы свободу воли. То, что я делаю то, что хочу. Что я волею. Но чем дольше живёшь, тем больше убеждаешься, что делаешь нечто, что предписано неким сценарием, у которого могут быть развилки, но не более. Не мы проложили тропы в лесу. И часто ты как куколка дёргаешься в подложно-сложной, но неочевидной бутафории, измышления коей очевидны.
Поэтому человек может быть счастлив, но он никогда не испытает того самозабвенного спектакля, проницающего стены акта, если угодно, в котором Ты –Творец.
Спектакль написал не ты. Режиссёр не ты. А твоя роль не до конца понятна.
ГЛЕБ МИХАЛЁВ
Когда-то это стихотворение было для меня идеалом поэтического текста. Немногословно, коротко, о любви, обязательно несчастной. И некий налёт тайны, куда же без этого.
С тех пор идеалы несколько изменились, и этот текст теперь просто — прекрасный классический текст любимого автора.
Но вторая строка, в которой до сих пор и силуэт столичного города, и столицые тени во мгле…ах! Этого не передать словами.