Ольга Аникина — №2

ОЛЬГА АНИКИНА

ПЕСНИ НА СЛУЧАЙ

 

 

Эта улица

Где теперь эта улица, где этот дом,
вырастающий из темноты,
где скамейка под дымным бузинным кустом,
и канавка стоячей воды,

где теперь эта песенка тра-ля-ля-ля,
и язык, позабытый уже,
где теперь эта девочка из хрусталя,
статуэтка на стеллаже?

Ведь, наверное, адрес легко разыскать,
и затеплить остывшую печь,
и прозрачные дни, как рисунки, листать,
каждый день эту песенку петь,

церемонии птиц и повадки людей
наблюдать из окна, свысока.
Нарисуешь цветок – отдыхай целый день.
Ничего нет важнее цветка.

Ничего нет важнее – и даже сейчас,
когда свет на террасе погас.
Этот дом, этот сад, золотая земля,
эта девочка, куколка из хрусталя.

 

Числа

то листья на ветках,
то трещины на тротуаре,
то доски забора,
то коридорные плитки.
считающий глаз,
а вокруг несочтённые твари,
коты или голуби,
овцы, слоны и улитки.

неясная власть
обретённых случайно значений.
дурацкая сила,
гипноз бесконечного действа.
мой слабый расчёт
полузакономерных течений
похож на обряд
посвящения в пифагорейство.

считала слепая прабабка петельки с накидом.
подсчитывал прадед абзацы на жёлтой странице.
сапожник стежок за стежком проходил, бормоча,
движенья иголки, одно за другим, про себя нумеруя.

отец его был книгоноша, убытки и прибыль
прикидывал, словно от нечего делать, в дороге.
был дядька его музыкант, этот пел про себя
и доли отщёлкивал, будто костяшки на счётах.

мы ходим толпою, петля за петлёю, с обозом и свитком,
со старою скрипкой,
с линейкой в чернильных пометках,
и нету числа
ни деревьям, ни тонким травинкам,
ни трещинам на тротуарах,
ни листьям на ветках.

***

Изогнутая линия меня,
петляющая между тёмных дат,
стекающая вниз как водопад,
как белая двужильная лыжня.

Неведомо, кто это начертил.
Кому такое в голову пришло.
Вот тут сломалось тонкое стило –
он выбросил его и заменил

Ну то есть всё нормально, обмакнул
в густую тушь, и лёг неровный штрих.
Иной бы непременно психанул,
а этот нет, и значит, он не псих.

Какие золотые города
мы огибали кончиком пера,
и сколько изощрённого труда
потратил он на линию бедра.

Из тысячи смешных каляк-маляк
я та, что здесь, сегодня, в этот миг.
Среди других испорченных бумаг
я, кажется, достойный черновик.

 

Письмо

                                                         דער זומער אָװנט דעמערט…
                                                         איציק מאַנגער‏
                                                         Летний вечер темнеет…
                                                         Ицик Мангер

Пишу тебе по приезду.
Тут настоящая благодать:
выспавшись за сиесту
сесть и вечером наблюдать

на небе такие краски,
что одиночество – как рукой.
Курить на своей терраске
в домике за рекой.

А мимо, смеясь, проходят
юные боги на каблуках,
в растениях прошлогодних
жуки качаются на стебельках,

сосед ровняет газоны,
собака лает, кричит дитя,
и все они невесомы,
как дым и капли дождя.

И я ничего не знаю
о птице, что голодна и черна,
и я уже забываю
про розы, что истлели вчера.

Слова приходят, как гости,
в чалмах и кипах на головах.
Красивы их золотые трости
и рукавов размах.

Ну что же ты, моё чудо,
совсем не рад, что я тут живу.
Я даже тебя отсюда
вижу лучше, чем наяву.

Даю тебе честное слово,
что каждый день мой будет теперь
немножечко Комарово,
немножечко Коктебель.

 

Старик

Он выходил гулять по вечерам
назло родне и всяким докторам.
Шестой этаж и лестница без лифта.
С неё он не спускался, а сползал,
и шёл во двор как цадик на молитву,
он что-то знал, он явно что-то знал.

Мне до сих пор мерещится, что вот
он по ступенькам, шаркая, идёт
и помогать себе не позволяет.
На лавочке расселись старики,
а этот в ус не дует и гуляет,
и нарезает по двору круги.

По вечерам, особенно зимой,
пока он поднимается домой,
парадная не спит, глядит во тьму глазками.
А мёртвый дед плевать хотел на всех
и кашляя, и шаркая ногами,
за шагом шаг взбирается наверх.

 

Аквариум

Стройны их талии, их юбки пёстры,
они похожи, словно маленькие сёстры,
вот замерла одна у самого стекла,
задумавшись, чуть губы приоткрыв,
но – дёрнула хвостом и уплыла –
так принято у рыб

дразнить людей, которым для чего-то
за рыбкой маленькой
нырнуть охота.
И человека в лёгком полусне
уже манят подводные затеи:
качаться на ладонях элодеи,
на водяном вьюне,
и слышать звуки, спящие на дне
хрустальной сферы.

Ты глядишь в неё, пока
в воде мелькают плавники малька.

Но вот однажды утром
видишь ты,
что полон шар зияющими ртами,
линялыми клочками,
лоскутками,

и остановлено
вращение воды.