АЛЕКСЕЙ ЧУДИНОВСКИХ
о полевых мышах ботанического сада
* * *
в хитиновых титрах эпистолярные кресты
ставит снеговик — все мёрзнут без имён
в рёбрах икота от похоти и побоев
белый офицер гарцует в кипятке
назовём его атональной женой
если начнётся кино, мы скоро умрём
снежная гвардия притёртых сестёр
выкопана вилкой — к чему её прихоти
отцовский рукав вымаран чужим именем
* * *
дочь в ботаническом саду:
— мы-ы-ы-шка
и слово звучит
точно она
увидела сон
небольшого медведя
* * *
Сквозь чернозём телосложения
пробивается менестрель, чья мелодия
обретёт плоть. Под гранатовым зеркалом
кости босых армейских ботинок
спрятали дети с журавлиными крыльями.
— Скажи, смиренное облако, когда ты наполнишь
пасмурный порох? В отраженья предплечий
запасливые тени маковок колоколен
вместо тебя насобирали царапин ко́локола —
на границе весны, между летом и когтями леса.
Стылая Луна с козлиными рогами
свернулась в капли кровяных телец —
и падает градом на пригородные поезда. Молчание
глазного яблока лошади пронзают горящие стрелы
Солнца. Единственное спасение —
выход на улицы и площади
через луковые окна. Слезами вперёд.
* * *
день подходит к вечеру
его розовые щёки
на садовых яблоках
это стихотворение
лежит в сорняках
каждый раз
когда его дочитывают
мышь или крота
делят пополам лопатой
* * *
1.
отец антенной советского телевизора
разбил голову
это следы поющих в терновнике
красные шипы
в детской комнате
пересохшее горло матери
кричит отовсюду
посмотрите, что он такое
сделал со мной
смотрите на кровь
такая же тёплая
течёт в вашем теле
бойтесь этого зверя
жизнь которого
вы продолжаете
2.
отец разбил голову
своей жене
нашей матери
тогда мы замерли
как свидетели
мы были как сейчас
живыми, чувствовали
ужас, неизвестное
время треснуло
нас некому было защитить
3.
мир словно трещина
в скорлупе колченогой птицы
родители удары и топот
из пространства страха
из-за ночной стены соседей
перенесли
туда, где мы сейчас
продолжаем существовать
* * *
мышцы слетаются к нулю любовных игр
губы фотографии, обернитесь
посмотреть на речное лицо фотографа
наследники мяса, когда вы питаетесь
корнями деревьев, животные
совокупляются с продолжением камня
на другом языке — стеклянная гусеница
разбивает ночное окно кулаками
так её крылья зашивают пространство
* * *
Подкожный линолеум субботы. Полотенце
мокрое, как менструации. Мне с тобой
не хватает кожи, чтобы одеть
всё своё тело. После влажной уборки
часть времени обнажённое.
Тысячеглазая бессонница. Месяц
высиживает на подоконнике
инопланетные цветы — белый, синий
с красной планеты. Знаки внимания
пересказывают застиранные фразы.
Я сочиняю стихи для тебя
из пыли, что перепрыгивает
солнечный луч — в комнате на волосок
от смерти. Твоя голова перебинтована
первой главой «Логики смысла».
Перечитывая строчки, скрываются
слова за надгробным облаком
ласточек, которые из города
перенесли к заливу
каменный воздух в глазах рыбы.
* * *
тебя нашли в капусте
овсяные как первый смех
котята с местного ютьюба
их луковые кости в мусорном ведре
ягнятся табуретки, чесночная луна
рубцами налипает на лопатки
здесь время задержалось
на собственную свадьбу
и смерть повисла на звонке
но белое облачко волос
на кухне скрылось от неё
в чёрное тело
и косточкой рафинада
молча исчезает в кипятке
* * *
от смерти котёнка рождается
до трёх невидимых щенков
похожих глазами на август
а в новой снежинке на ёлку
из лета вырезают вторсырьё
и покупают на сдачу ягнят
знаете, овцы холодные по-кошачьи
это они как будильник на память
и оставляют зацепки на лицах
иначе затянет и сложно понять
только ореховой горстью таблеток
меня поднимает с ячменной груди
взгляд дрожжевых пересказов
в стрелку обёрнутый карандаш
красивое имя каждого дня
* * *
1.
чайная ложечка глаза
размешивает сахар
на дне стакана
ивана лапшина
2.
садятся комары на зеркало огня
и пылью на траве пейзажа
краснеют маковые цветы августа
этот день что хло́пок и огонь
3.
страница перевёрнутых слов
углы колокольного звона
зубами выедают пломбы
о́кна города освещает автобус
4.
он вышел словом человек во двор
там дети жгли слова костёр и жёлудь
один старик сидел в тумане плавников
актёр улыбнулся гранитным помётом
5.
мы засыпаем в советских шифоньерах
и поровну делим кишечник
когда в тебе поселится
моя невеста, произнеси её наречие
6.
она надевает прокушенную одежду
но раны на теле не совпадают
всё тише становятся дни, а кожа белее
оказывается, был ещё один человек
7.
ночь держится подальше от ночи
край всякой вещи — крик муравья
верёвка за верёвкой я надеваю рубахи
на тесные белила сухожилий
* * *
среди моих друзей нет покончивших с собой
но есть те, кто пытался — голова, вынутая из петли
промытый желудок, заштопанные
как изношенная одежда, предплечья
в детстве и мне
бог предлагал сделку —
обменять свою жизнь на то чтобы
все животные не страдали
происходившее дома и школе
было обыденностью — удары и шрамы
они появлялись на коже, как следы от крепкого сна
эмпатия, срывы и обещания
вторичная выгода — каждое слово
здесь, так или иначе
затрагивает тему суицида
и мне хочется надеется, что в этих строчках
сказана хотя бы часть того, о чём не принято говорить
но вслух возможно прочитать в этом стихотворении