МИХАИЛ ЕРЁМИН
ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННОГО
Публикация И.Д. Смирновой
Михаил Федорович Еремин (1936-2022) – один из крупнейших представителей ленинградской неподцензурной поэзии. Представитель Ленинградской филологической школы, он по самой природе своего дара и по выбранному пути был одинок в своем поколении. Отказавшись от исповедальной, рациональной, излагающей поэтики, он пришел к стихотворению-раковине, стихотворению – сложной алгебраической формуле. Постепенно он двигался все дальше вглубь слова, вглубь языка, думая только о будущем, не придавая значения уже сделанному. Между тем возможность печататься Еремин получил лишь после тридцати лет работы. В своей бескомпромиссности он строго относился к своим ранним стихам, скупо публиковал их и даже не всегда сохранял. То, что сейчас удается найти и опубликовать, – лишь малая часть написанного и неизданного. Но и по ней видна мощь раннего Еремина, видно постепенное формирование его зрелого поэтического языка.
Валерий Шубинский
***
Так горсть земли искали иудеи:
Топча поля, в пыли безоблачной
Идущие, как бороды, редели
И падали в песок, как обручи, –
Чтоб, вынянчив давидову свирель
И землю заселив, как книгу,
Планету называть своей,
Хотя ее еще нельзя покинуть.
1957
***
Сады жевали дождь как манну,
Седые головы задрав.
Всё небо, будучи гуманным,
Стекало на поверхность трав,
Чтобы не хмурились садовники,
Подставив бороды под ливень,
Чтоб выросли грибы съедобные
И покраснели заросли малины.
1958
***
Там костлявый костер пахнет окунем,
Там роса, словно щучья чешуя,
Там русалки около окают,
Там лешие прилежно шалят.
Луну сквозь чащу процеживает
Ночь рыболовья, сытая.
Плаксивые птицы присаживаются
На ветви сосновые полосатые.
Там небо не спрятать за тучами,
Тягучими многослойными.
Там у костра рыбари то задумчивые,
То, как странники, многословные.
Природа там приукрашена,
Премудрость преувеличенна,
Повествование приглушено,
Прилипчиво, переливчато.
Там звезды доступней, чем запонки,
Там жителю городскому
Плывущие в заполночь запахи,
Рассказы про ведьму Прасковью,
Охапку сена под спину,
Земли дыхание плавное
И длинная ночь под синью,
Подобная океанскому плаванью.
1958
***
Не оставляет пальцев отпечатки,
В пустыне дождь, сносящий ругань,
И не снимающий перчатки,
И не берущий шпаги в руки,
Не отнимающий любовниц,
Не топчущий чужих посевов,
Невидим, как удар на бойне,
Бесшумен, как вскрыватель сейфов.
1957
***
Покуда солнце в мантии просторной
Совершает красный выезд,
Секач сохатого распорет,
А росомаха внутренности выест.
Тайга таит нетающие тигли,
Костистой шкуры огненное варево.
Упругие летающие тигры
На водопьющего оленя сваливаются.
1958
Ад
Там, кумачем завесив небо комнат,
Перистый вепрь выпрыгивает в дым;
Нагие ноги ноют в катакомбах,
Перебираемые, как лады;
Там загнивающие укрепленья
В коренья превращаются в печи;
Там те, что, убоявшись погребенья,
Багряный погреб предпочли.
1958
***
Пока младенец полон леденцов,
Его утешит солнечное донце,
Укроет тень пражизни праотцов
И выкупает в теплоте ладоней.
А после, не поняв младенцева
взросленья,
Скупеть природе, доброту утаивать;
Младенцу совершить переселенье
Из древней тайны в собственную
тайну.
1958
***
Тоннели нитей очернили ткань
Прощением клейма скорбящей стрелочнице.
Открытый самовар праздничного полустанка
На рельсы уронил глубокие тарелки.
Ответность за колесованье на путях
Уходит в плечи корневищем шпал.
На леденцовой насыпи толпятся пастухи,
Молочносахарные наполовину.
1960
***
Ущелье – кошелек. Погасло солнце
Как навлон за прохладною щекой.
Отшельник ολοο–φρον в мiре дремлет.
Имаго of the beetle sияющего Феба
Торопится домой с пыльцой луны.
Ущелье – inkstand. На стене
Начертано предшественником – “φαλ”,
И φ, и λ преданы забвенью.
1970
ολοο–φρον – мудрый – эпитет Атланта
Гелиопте́р гостиницы высотной,
Как перистое небо, над поблекшим
Пришкольным сквером.
Владелицы осенних ранцев
Трепещут под сетями “классов”.
Уносит вдаль летучки кленов
Поток асфальта, огибая сквер.
1970
***
Терлось тельце телка
Об устойчивые стены стойла.
Нос коровий тельца толкал,
Выводил на пустырь просторный.
Теленок вышел из коровника,
Стадности не стыдясь, пересек пустырь,
И нежился в поле пестрым курортником,
Жил, пережевывая стебли и лепестки.
ПОСЛЕДНИЙ ДИПЛОДОК
Воле заоблачных старцев покорен,
Им надоевший топотом,
Он в землю ушел, как уходит корень,
Шею лебяжью выкрутив хоботом.
Мяла почва бока бедняги,
Жевала мясо его черепашье,
Чтоб вскоре смышленый, весомый и наглый
Вылез слон из-под комьев пашни.
ОСЕНЬ
У дынь, как у донных рыб,
Удачный цвет, удлиненная форма,
Омывающий дыни арык
Горной влагой поит корни.
Как шеи гусиные выгнулись ветки
Под тяжестью яблок, под грузом айвы,
Солнце, затеявшее проверку,
Урожайностью удивив.
***
Для забавы заоблачной
Просыпались орлы.
Друг о друге заботились,
Чтобы рядом парить.
Улетали орлы за облако,
И завидовали им пернатые,
И глядели на них зоологи,
И щелкали фотоаппаратами.
***
Был день расстегнут, как кормилица
Для облака молочного,
Сады, успевшие намылиться,
Просили выжать туч полотнища,
Чтобы не хмурились садовники,
Подставив бороды под ливень,
Чтоб выросли грибы съедобные
И покраснели заросли малины…
И небо, будучи гуманным,
Стекало на поверхность трав.
Сады жевали дождь как манну,
Седые головы задрав.
ДОЖДЬ
Сшивает портниха на швейной машинке,
Подобно дождю, голубое с зеленым,
Дождю, который окном изломан,
Как лодкою камышинки.
Гром за окном покашливает,
Капли дождя к стеклу прилипают,
Полузеленая каждая
и полуголубая.