Виктор Iванiв — Чечётка

ВИКТОР IВАНIВ

ЧЕЧЕТКА

Публикация Алексея Дьячкова

 

Виктор Iванiв (Виктор Германович Иванов, 1977-2015) – выдающийся поэт и прозаик, живший в Новосибирске, посмертные публикации которого уже появлялись в нашем журнале. Своеобразие, масштабность и стихийность творческой личности Iванiва видны в любом его тексте, даже незаконченном или забракованном. «Чечетка» – произведение раннего периода творчества поэта, важное для этого периода, но не вошедшее в последующие книги. Настоящая публикация важна тем, что позволяет проследить работу над текстом и продемонстрировать механизм этой работы.  Помимо прочего, «Чечетка» – памятник своей эпохи, связанный с конкретными событиями того уже очень отдаленного времени. Хлебниковское эхо тут перекликается с эхом войны (ибо и тогда, двадцать семь лет назад, страна воевала) и с памятью о тех монструозных силах отечественной истории, которые вечно пребывают с нами и преследуют нас. 

Валерий Шубинский 

 

У бус зуб на зуб не попадает.
Глядите, нежный олень увядает!
И кто годов глаза мне как пальцы руки загибает?

У них глаза — зола,
Не глаза, а гильзы.
У нас — пепел,
Кисти рук — пепельницы.

Глаза по стеклу ведут,
Как в кровопускальне
Укушен комариком.
Стеклышки, мазок пальца.

Булыжник попал в висок.
Бросил смешок.
Почему на колени стал?

В подвале на холодном лежали подливе,
А мальчик канючит.
Что, мальчик, клянчишь?
Хочу, прилети облака одуванчик.

А ваш генерал горлан
С разорванной ноздрей.
А зря:
За каждое выдернутое веко
Солдата сорвем с ваших домов.
По пятьдесят крыш,
За каждые пятьдесят краж…
Говорит, будто у него на языке грыжа.
Зрим.
В очах наших отчаянье.

Ведь наши очи свистят,
Брови саблею нависают,
Взгляд — змейкой,
В бородах у нас ежи,
А усы — кнутовины.
Вижжи,
Режь нас вяжи,
Не прохудились у вас-то ножи.
Режа глядит.
В очах наших отчаянье.
Месть зато метка.
Метко бросили судьбы монетку
Вы, отучая нас…
Мы оружие сперли у вас,
Разбойным народом.
А вы на лотках нас продали.
Верно опричнины нож очинен.

Генерал дома рассказывает о параде:
Ремешки блестят.
Сапоги к поребрикам прижав,
Ровно боками солдаты стоят.
Сапоги зачищены.
Замоги, семьи защищены.
В пехоте пели:
Мы совсем отупели.
У меня не горло, а рвота,
В пахах — гнилая картошка,
А волосы — шишки.
Наши глаза — зола.
Много мы сделали зла.
А убитые лежат,
Как забор повалены, повалились
Как карандаши —
Выткнуть себе глаза ими,
Их зрачки — их ногти.
Вот приехали мерзляки,
Дребезжуны с
транспарантами на тарантасе.
Балясять:
Не надейтесь на их заботы,
Они приехали сюда на выборы,
Чтоб вы сунули ваш язычок,
Сунули в красную кабиночку.
У них есть лишь дыбы и рвы.
На каждой написано: я кабинка!
Душу царапай, чечен, но не так,
Как русский сапоги свои чистит скребком.

Сокрытые тучами девы печалей,
Плача бегут,
Матери проголодь шлют утолить,
Отдаляют прощания,
Простирают простыни,
Что крик.

А президент приседает.

Облитые олифой
В шапках-ищейках,
Какие морозом клопы кусают.
Сапоги грызут ноги.
Холод не отстает.
По земле ползает грязь.
Город с проломленным черепом,
Подбородком-голяшкой.
Лицо — желтый живот,
Губы — желтый пуп.
Впилась пиявица в бровь
Вчера, когда я накрошил,
Теперь как будто сплю на крошках.
Во рту у меня будто чужая рука,
Зубата ногтями.
Жадный глотаю их гроши.
Вот зрачки его стали похожи на ногти.
Старуха точно обструганная,
На зубах у нее труха.
Тетки с щеками куриц-дохлячек,
Чего-то клянчит мальчик.
Мальчик, не отмалчивайся.
Темно очень,
Ты на ощупь, на ощупь.
Мама!
Ам!
Ночь.
Выдь.
Выть.

Старухи много насовали гривенничков.
Падают люди криво, ничком.
Маленькая красная ранка.
Из ротика ее коротенькая слюнка,
Будто в каше пятнышко,
Там сердце трясется!
Сплюнь-ка,
Купим его.

Юркнула кровь змейкой,
Лезвием по зубам лязгня.
Как камушек по воде прыгает, не ныряет,
Так я несколько штук
Насадил на штык.
Крутится по полю
Огромный таз
Дырявый,
Вертлявый.
Взвизгивает, цирюльный,
Когда перевернется,
Хлопнут (по нему как)
По шапке, скажут,
Ладно, не надо,
Очкарик-киношник.
Грозят овчаркам
Палкой полка.
Господи, глаза мои послепи!
Плачем, о Лесбия, мы.
За нас ответственно лезвие.

 

ЛАФТ Р28.1

 

ЛАФТ Р28.2–3

 

Приложение

Наброски к заключительным частям «Чечетки»

 

ЛАФТ Р28.2

Облитые олифой
В шапках ищейках,
Какие мороза клопы нас кусают,
Сапоги грызут ноги,
Холод не отстает.
По земле ползает грязь.
Город с проломленным черепом,
Подбородком-голяшкой.
Пули птицы летят поклевать,
Но в брови впилась пиявица в бровь
Вчера, когда я накрошил, теперь как будто сплю на крошках.
Сегодня во рту у меня будто чужая рука, зубата ногтями.
Какой-то жадина дал мне глотать гроши.
Грешен.
Старушка точно обструганная,
На зубах у нее труха.
Вот зрачки его стали похожи на ногти.
Солнце кривое яблоко.
Солнце устало руку кладет мне на щеку, немой поцелуй
Тронет щеку мизинцем месяц
И ночку целует.
Тетки с щеками куриц-дохлячек,
Чей-то клянчит мальчик.
Хайдеггер.
Ясперс.
Сартр.
Экзистенция — внутреннее ядро человека.
Больнов.

 

ЛАФТ Р28.3

Много насовала гривенничков.
Падают люди криво, ничком.
Маленькое красное пятнышко ранка.
Из ротика ее коротенькая слюнка,
Будто в каше пятнышко масла.
Там сердце трясется!
Сплюнь-ка, купим его.

Как камушек по воде прыгает, не ныряет,
Так я несколько штук насадил на штык
Осетров-осетин.

Крутится по полю огромный таз
Дырявый,
Вертлявый.
Взвизгивает цирюльный,
Когда перевернется.
Хлопнут по нему
Как по шапке,
Скажут, ладно,
Не надо.
Очкарик киношника
Грозят овчаркам
Палкой полка.
Господи, глаза мои послепи!

 

Алексей Дьячков

О текстологии «Чечетки»

«Чечетка» публикуется по автографу Виктора Iванiва (1977–2015), хранящемуся в личном архиве Филиппа Третьякова (ЛАФТ [1]) — близкого друга поэта. Владелец архива датирует стихотворение 1996 г., вспоминая [2], что Iванiв «читал его на вечерах Назанского» [3], и называет «программной вещью» в том смысле, что для одного из таких выступлений оно и было написано.

До десятка опрошенных завсегдатаев встреч в «Клубе поэтов» того времени не вспомнили ни этой читки, ни самого стихотворения. Эти вечера, разумеется, посещали и профаны, но поэты разных поколений, ожидающие очереди прочесть свои стихи, составляли большинство публики — в какой-то степени выступление одноклубника, даже отмеченное душевным сочувствием, было лишь профазой собственного выхода. Так что без малого тридцать лет спустя не помнить, что там читал твой товарищ, кажется совершенно нормальным. И все же результаты проведенного опроса некоторым образом могут компрометировать свидетельство Третьякова [4].

Для даты создания «Чечетки», обозначенной Третьяковым, находится подтверждение в самом ее тексте, который очевидно инспирирован отраженными в медиа событиями Первой чеченской войны 1994–1996 гг., а также проходившей на ее фоне кампанией по выборам президента России. Косвенные аргументы в поддержку приурочивания работы над стихотворением к некоему сроку (почему бы и не к одному из поэтических вечеров в «Клубе») обнаруживаются при анализе устройства его источника.

Документ представляет собой лист в клетку формата A4, исписанный с обеих сторон. На одной из них помещен озаглавленный полный текст стихотворения, записанный синими чернилами в три колонки (ЛАФТ Р28.1). На другой — черновики его заключительной части: колонка по центру страницы, записанная простым карандашом (ЛАФТ Р28.2), и еще три колонки — под карандашной записью, а также слева и справа от нее — зелеными чернилами (ЛАФТ Р28.2).

Чередование пары авторучек и карандаша, нерасчетливое расположение на листе одних фрагментов и втиснутые в остававшиеся свободными места другие, градиент почерковой реализации — все это позволяет предположить, что оформление документа и собственно сочинение стихов проходили в несколько сессий, разделенных короткими временными промежутками, в ситуации, когда по каким-то причинам (неимение другого листа бумаги или времени на еще одно переписывание) все работы над стихотворением необходимо было уместить на двух страницах уже имеющегося листа. Очень похоже на срочное воплощение замысла, актуальность которого могла быть потеряна при задержке.

Сначала были сочинены (или переписаны с утраченного черновика) левая полностью и правая до строки «А президент приседает» колонки ЛАФТ Р28.1. Вероятно, поэт рассчитывал уместить весь текст на одной странице, дав его двумя колонками (частотная для Iванiва практика при записи больших стихотворений, отмечаемая не только в рукописях, но и в машинописях), что без сложностей получилось с имеющимся к тому моменту материалом. Но работа была продолжена записями на обороте — судя по свободному расположению строк ЛАФТ Р28.2, предполагался относительно короткий финал, который можно было бы переписать в остававшееся пустым пространство правого нижнего угла первой страницы. Промедлив с этим переносом, Iванiв записал строки ЛАФТ Р28.3 — сначала в продолжение карандашной записи до нижнего края страницы, а потом слева и справа от нее — там, где нашлось для них место. Понимая, что стихи, созданные за две последние сессии, объемом значительно превосходят оставленное на первой странице пространство, Iванiв втискивает большую их часть (от «Облитые олифой» до «Купим его») между колонками. И только последние двадцать строк исправленной и дополненной ЛАФТ Р28.3 получают место в правом нижнем углу ЛАФТ Р28.1 — сообразно своему завершающему произведение статусу.

Текст «Чечетки» публикуется в порядке, реконструируемом с учетом описанных выше обстоятельств. В нескольких случаях зачеркнутые слова и целые строки были восстановлены, поскольку такие зачеркивания следует расценивать как диверсии (гипотетической) более поздней редакции — их некритическое изъятие привело бы к неоправданным смысловым сбросам. Встречающиеся орфографические сбои — такие как «вижжи» вместо «визжи» или «лязгня» вместо «лязгнув» — признаны контролируемой автором аграмматикой и оставлены без вмешательства. Текст был записан с явным намерением следовать пунктуационным нормам, ослабленным рабочим характером письма, в условиях которого часть знаков препинания терялась или проставлялась не к месту. Оба вида эксцессов исправлены. Некоторые строкоразделы, особенно в финальной части автографа, очевидно, вызваны дефицитом доступной писчей поверхности — в спорных ситуациях они приведены в согласие со строфическим ожиданием и иногда синтаксисом.

Неизвестно, возвращался ли Iванiв к работе над «Чечеткой» после оформления рукописей группы ЛАФТ Р28, была ли хотя бы сделана её перезапись в верном порядке. Третьяков выразил удивление тому факту, что предпринятые в последние годы разыскания не дали других источников стихотворения. В 90-е для Iванiва было обычным многократное переписывание или перепечатывание законченных стихотворений — в тексты вносились исправления, или они встраивались в циклы, включались в письма, или переписанные стихотворения преподносились друзьям лично. Для некоторых стихотворений известно более десятка рукописных источников. Надежда на обретение беловика, который подтвердит или опровергнет решения, принятые при подготовке к публикации «Чечетки», остается.

 

Примечания

[1] Личный архив Филиппа Третьякова — крупнейшее собрание документов Виктора Iванiва, находящихся вне семейного архива. В его основе «старый портфель, набитый бумагами» 1994–1996 гг., который поэт, «желая избавится от этого барахла», примерно в 1998 г. передал своему другу. Какое-то время спустя Третьяков переложил документы из портфеля в ячейки папки-кляссера сиреневого цвета. Третьяков утверждает, что никогда не смешивал эти бумаги с остальными Iванiвскими документами, доставшимися ему по другим поводам. В сиреневой папке хранится и лист с рукописью «Чечетки».

[2] Здесь и далее в подобных случаях автор комментария ссылается на частные сообщения указанных в тексте корреспондентов.

[3] Поэтические вечера, проходившие в «Клубе поэтов» при Галерее современного искусства Новосибирской картинной галереи в 1993–2005 гг. под руководством В.О. Назанского.

[4] Игорь Лощилов предположил, что анаграмма Чечни, озаглавливающая стихотворение, может отсылать к тексту В. Парнаха «A Lola Linares Castro» [Парнах, 2000]. Знакомство Iванiва с ним до выхода сборника «Жирафовидный истукан» маловероятно. Поэт «брал почитать» его у Лощилова, который помнит обсуждение с Iванiвым анаграммы «Чечня/чечетка» в стихотворении Парнаха [Лощилов, 2003], но не помнит, чтобы в разговоре как-то фигурировала ее обратно направленная Iванiвская версия. Еще одно предположение Лощилова — вещь могла быть написана для коллективного сборника «Время «Ч»: Стихи о Чечне и не только», который, как сообщает его редактор Николай Винник, комплектовался летом 2000 г. «Жирафовидный истукан» вышел в свет в апреле и вполне мог попасть в руки Iванiва до 2 августа, когда для участия в сборнике было принято другое его стихотворение [Iванов, 2001]. Эти не противоречащие друг другу предположения, будь любое из них верным, относят время создания «Чечетки» к 2000 г., со Второй чеченской и другим президентом и его выборами в контексте. Третьяков возражает против столь поздней датировки, считая «Чечетку» мгновенным откликом на первое вторжение федеральных войск в Чечню — вторая кампания не могла вызвать того потрясения, которое подвигло Iванiва к написанию этого текста. Стоит отметить, что стихотворение поэта, вошедшее во «Время «Ч», написано в августе 1997 г. — то есть поэт не стал сочинять на заданную тему, а дал уже готовый номер. О живой поэтической реакции Iванiва на заметные общественно-политические события рассказывает друг поэта Андрей Кузнецов, вспоминая написанное «буквально в день убийства» (1 марта 1995 г.) стихотворение на смерть Влада Листьева: «Помню, как он был потрясен и читал его в подъезде». Речь идет о стихотворении, в сокращенном автором виде (Кузнецов помнит его как «жалобный, довольно длинный стих») известном по нескольким источникам:

Голуби подпрыгивают
на снегу чуть взлетая
Жалко показывая подмышки
переступают озябли лапками.

(ЛАФТ РС4.1, другой вариант графики см.: [Iванiв, 2021])

Кузнецов отмечает характерное для раннего Iванiва «злоупотребление уменьшительно-ласкательными суффиксами», которое, впрочем, лишь в малой степени демонстрируется обособленным четверостишием. В определенной мере это присуще и «Чечетке», что, по мнению Кузнецова, должно свидетельствовать о её принадлежности к середине 90-х. История Iванiвского «портфеля» (см. примечание [1]) и вовсе делает невозможным отнесение датировки стихотворения в нулевые. Но примечательно, что как раз около этих дат Iванiв просил Третьякова вернуть переданные ему бумаги, чего последний, незадолго до того переехавший в Москву, вот так сразу сделать не мог. Возможно, поэту, получившему тогда предложение дать «чеченский» текст, из архива нужен был именно автограф «Чечетки».

 

Библиография

[Iванiв, 2021] — Iванiв В. Стихотворения Op. 1–47. — М.: Коровакниги, 2021. — С. 45.

[Iванов, 2001] — Iванов В. Похороны на солнечном берегу // Время «Ч»: Стихи о Чечне и не только. — М.: Новое литературное обозрение, 2001. — С. 151.

[Лощилов, 2003] — Лощилов И.Е. Из заметок о пушкинских реминисценциях в русской поэзии XX века // Пушкин в XXI веке: вопросы поэтики, онтологии, историцизма. Сборник статей к 80-летию профессора Ю.Н. Чумакова. — Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 2003. — С. 115.

[Парнах, 2000] — Парнах В. Жирафовидный истукан. — М.: Пятая страна; Гилея», 2000. — С. 65.