ГЕННАДИЙ КАНЕВСКИЙ
***
помощник осветителя, заняв место заболевшего шефа,
нервно тычет в кнопки пульта, постоянно сбиваясь.
руки его дрожат. недокуренная папироса
в пепельнице дымится.
и когда на сцену выходит изысканный сладострастник,
алым светом он освещён, как в прошлой сцене — убийца.
то покрываясь пятнами, словно шкура оленья,
то наполняясь теменью, то мерцая подводно,
замысел отрывается от замыслившего, и созданье
начинает жить своей жизнью.
нынче в отчизне то холодно, то жарко, то несвободно,
но так же — и вне отчизны.
помощник осветителя, недоучка и рохля,
окружённый циническими очертаниями предметов,
мы всё спрашиваем себя и друг друга — кто ты?
а надо, конечно — где ты?
давно ли ты растворился как кофе в разбитой чашке,
как водка в сливном бачке, как в потоке времён — чернила?
кто сочинил тебя — уже над тобой не властен,
и сам считает, что так и было
от начала всего, от первых дней творенья,
выхватывая софитом то то, то это.
во. за .кн.м ка..ю.ся сум..чн.е д.ре.ья —
им н. х..та.т с..та.
***
развязали войну заглянули внутрь
там во тьме в отражённом свете
глаза её мерцали как перламутр
написали о ней в социальные сети
тут пошли пожертвованья концерты
пресмыкания тел в пыли
вы зачем говорите «черти»? —
мы же сделали всё что могли
завязали войну чтобы больше её не видеть
кинули на дно отдалённых вод
отвернулись сделали выдох
повернулись вновь
а она всплыла
и плывёт
***
мне утром за кофе
сказал къеркегор:
«твой внутренний мир —
это внутренний двор.
нет звуков извне
(города́, поезда́).
откуда ни выйдешь —
приходишь сюда.»
пустеет. сквозь пыль
прорастает трава.
мой внутренний двор
узнаваем едва.
и песня бредёт
от угла до угла,
как будто она
здесь и раньше жила.
как будто она
вырастала внутри,
вот тут, и училась
пускать пузыри —
соломинка, баночка,
мыльный раствор —
не там, где сияющий
мир распростёр
свои океаны,
вершины, дома,
что в них отразились,
а тут, где лишь тьма
сгущается вязкая,
и по углам —
слова,
и обрывки мелодий,
и хлам.
***
жди меня, некрасивая музыка.
я вернусь.
оба мы знали,
что я ухожу ненадолго.
и вот стою
под твоим окном покосившимся
возле дымом пропахшего сквота.
жду, когда ты мне протянешь
первый скрипучий звук.
жди меня, некрасивая музыка.
я уже тут.
кому ещё на земле
к тебе и вернуться.
ведь ты некрасивая,
как и я.
в этом нету обиды.
просто мы знаем —
ты и я —
что сильны мы другим.
ходят сами наши пути.
мы лишь ноги переставляем.
в трубы дует
с песком пополам
воздух горячей пустыни,
обжигающий наши губы.
струнных смычки
разбрызгивают
воду, выплёскивающуюся
из дек.
нет времени на репетиции.
do it yourself,
пугаясь
каждой дрожащей ноты.
твои пластинки
на рынках блошиных
лежат, незапилены —
кому ты нужна?
только фрики, вроде меня,
иногда забредают,
прижмут тебя к сердцу
и танцуют
под какой-нибудь странный размер,
типа одиннадцати
восьмых.
те кто попроще
за тебя принимают
музыку чёрных и смуглых,
жёлто- и краснокожих.
но у них красивая музыка.
броской, иной красотой,
пряной, в кольцах и перьях.
ты же —
совсем иная.
и тебя
ни с какой не спутать.
иди ко мне
лонгплеем, сорокапяткой.
обнимемся крепко
и не расстанемся больше.
пойдём,
как в финале вестерна,
в алый закат,
и в нём доживём свои дни,
некрасивая музыка.
[жаворонок]
сказали, он летит.
мы ждём его листы
и вести.
он крыльями частит,
но всё равно стоит
на месте.
лишь облаков гряда.
ползёт машин чреда
доро́гой.
журчит он как вода,
и будет «никогда»
ему подмогой,
и прочее на «ни» —
«нигде» и «ни к чему».
окрепший,
ты вдаль пойдёшь землёй,
но воздух для него —
найлепше.
отчаян и нелеп,
изнанкой южных неб
капризной,
он преломляет хлеб.
он преломляет свет,
как призма.
так пел когда-то феб,
нам отделивший смерть
от жизни.
***
все говорят —
нет, рая говорит,
а все молчат, а рая всё звончее.
сперва она коснулась ботичелли.
потом её увлёк рене магритт.
вином наполнен пластик.
облака
позолотил закат,
и мы на воздух
с тобой скользнули,
два пришельца поздних —
там море,
и до моря два шага.
там по пути —
какой-то зеленщик
мороженщик,
старьёвщик и шарманщик.
в отеля лобби
пятилетний мальчик
на фортепьяно полечку трещит.
турецкий продолжается мандат,
а может быть —
протекторат британский,
но с севера
уже подходят танки,
а с юга злые братья голосят.
пойдем с тобой куда глаза глядят.
ну что ж тебе то холодно,
то жарко?
тут время —
то растянуто, то сжато,
от греческих секунд —
до польских lat.
тут время нам на рынке продают —
торговец — плут,
подпиленные гири.
полётное — ну да, часа четыре.
подлётное —
всего лишь пять минут.
***
свет уже лёг на холмы.
или же — мгла.
было бы только куда
лечь хоть чему.
были бы только холмы,
а не одни —
степь, редколесье, леса —
плоской земли.
чередованье, гряда,
взлёт и наклон,
мягкие контуры дней,
дверь бытия.
было бы только за что
жизнь ухватить,
а не катиться по ней
в вечную тьму.