БОРИС КУТЕНКОВ
ПО ТУ СТОРОНУ ПЕСНИ
О подборке Богдана Агриса на портале «Прочтение»
В начале 2019 года, почти сразу после знакомства с Богданом Агрисом, мне случилось составлять его подборку для портала «Прочтение» [1]. Она осталась фактически единственным моим зафиксированным свидетельством признания его стихов (кроме поверхностного и краткого отзыва на «Полёте разборов» в том же 2019-м о «чуде его натурфилософии»). Но «Полёт» для его модератора – скорее организаторское высказывание (критики и так скажут на мероприятии и больше, и лучше…); составление подборки же – глубоко интуитивный и личный акт рефлексии, почти не переводимый на язык логики, и потому в нём впоследствии могут обнаруживаться новые взаимосвязи, это примерно как с написанием стихотворения. (Собственно, для меня выстраивание поэтической подборки или книги – процесс, очень близкий стихотворному). Сейчас, при перечитывании подборки, невольно приходишь к новым мыслям и новым наблюдениям – в том числе видным только из точки сегодняшнего дня, спустя пять лет, изменивших и страну, и историческую эпоху.
Весь мир в этих стихах находится в процессе трансформации. Я хотел написать «тревожной» и запнулся – тревожной ли? Происходящее страшно, но лирический субъект фиксирует эту трансформацию с бесстрастным спокойствием, которое больше всего поражает. Поражает видимое «несовпадение» говоримого, констатируемого и той интонации, о которой говорится об этих вещах:
рябиновый огонь дотла
дрозды на контурной ладони
кому огни на перегоне
мне облетевшая ветла
мне этот выговор вороний
иди где линия дрозда
в дверном проеме непогоды
проста когда в былые воды
приходит новая вода
и говорит в свои обводы
Скажу сразу, что в целостном корпусе стихов Агриса мне часто, возможно, не хватает «прерывания» метафорической инерции, выхода из пространства внеземного, которое нарушалось бы «человеческим» жестом. Однако интересно наблюдать, как меняется при вчитывании собственный же взгляд. В эти стихи надо проникать, они не «берут» с первого или второго, поверхностного прочтения. Верность Богдана Агриса этому пространству обезоруживает. Спокойствие пугает – даже там, где есть совсем страшные констатации, которые передаются так же, с пытливым интересом к бытию и спокойным ощущением чуда:
я возрастаю в собственную треть
и можно не смотреть зачем теперь смотреть
как треть другая вдоль оленя
растянута а третья на коленях
поёт себе поёт рельефы мха
и наиболее тиха
Удивительно, но то, что поначалу кажется недостатком этих стихов, отсутствие экстатики, словно бы не дающее им взлететь, по мере внимательного вчитывания производит новый эффект. Поначалу кажется, что просто констатируется одно чудо за другим, и нет этому конца. Однако спокойствие начинает действовать как минус-эффект и пронзает совершенно неожиданно, когда не ждёшь этого.
В первой строке процитированного катрена к тому же ассоциативно слышится «в собственную смерть» – даже если это не подразумевалось, об этом теперь невозможно не подумать, и вслед за такой ассоциацией стихотворение обретает новую жутковатость – не просто спокойного наблюдения за ходом вещей, но отделением субъекта от физического действия и от времени.
Пожалуй, нота «эксплицитной» тревожности и даже нервности проскальзывает в одной строфе – она об условности человеческого «я», о проникновении в таинство слова, о которых так часто говорит ближайший друг Богдана Агриса, Валерий Шубинский. Тут слышится перекличка с его, Шубинского, поэтикой:
Кто распахнет контуры облика моего?
Кто заведет в самую глушь вещей?
К расщебетавшейся отмели вековой,
Где обрывается всякое «вообще».
Риторические вопросы здесь наплывают и вовлекают. Но лучшая строфа всё же другая – возможно, потому, что уязвимость и растерянность достигают в ней максимальной концентрации:
вернись трава на отпечаток
вернись вода на плеск сетчаток
и ты луна о возвратись
на тихие уступы лис
где точной осени зачаток
и троекратные волчата
так ненадежно видят вниз
Кто такие эти «троекратные волчата», которые «ненадёжно смотрят вниз»? Может быть, это о прямом, направленном зрении, которому противопоставлен лирический взгляд Агриса, видящего сквозь вещи? Возможно, о проекции бездны? Так или иначе, строфа скрывает за собой нечто глубокое о «ненадёжности» существования, о хрупкости очевидного. Строфа пишется по канве мандельштамовского «и, слово, в музыку вернись», усиливая эту растерянность и нерациональность зова, возвращая нас на исходную позицию «ненадёжного» поэтического зрения, с которой, однако, вещи становятся виднее всего.
И ещё… Не мной сказано, что стихи ушедшего поэта часто читаются как палимпсест. Есть соблазн додумывания, я не раз сталкивался с ним (и в своей, и в чужой литературоведческой работе) при составлении нашей мемориальной антологии. Глупо предполагать, что автор «имел в виду», но от ассоциаций с нашим временем, от ощущения некоего пророчества, читая эту подборку Агриса, отделаться не получается. Здесь оставляю без подробных комментариев, просто приведу одно из стихотворений. Тогда я поставил его первым в подборке интуитивно – как чаще всего это делаю, повинуясь какому-то представлению о нащупываемом сюжете. Теперь же вся подборка оказывается пронизанной ощущением конца времён.
Мир, взорвавшийся тыльной травой,
Оборвавшийся в кровь налегке, —
Мы не знали о нем ничего,
Мы стояли на древо-реке.
Был он выветрен, верен и прям,
Костью скал замыкая Луну.
Мы забыли его с декабря,
Мы в иную впадали страну.
Финал подборки – «новое золото льётся на нас войной» – тоже сейчас светится как пророчество. Честное слово, не помню, было ли какое-то осознание сюжета в том, как я располагал стихи тогда, – однако сейчас сам этот сюжет выглядит актуальным свидетельством о времени. Возможно, как раз такое проступание свидетельства, как на палимпсесте, свидетельствует об особой подлинности.
Подлинности стихов Богдана Агриса.