ОЛЕГ ЛЕКМАНОВ
ИЗ ЗАМЕТОК О «ВАСИЛИИ ТЁРКИНЕ» А. ТВАРДОВСКОГО: ПРО ПЕРВОЕ «ОТ АВТОРА»
Уже в открывающем «книгу про бойца» «Василий Тёркин» вступлении «От автора» Твардовский задал весьма высокий уровень для всего произведения.
Обращает на себя внимание виртуозно составленный им поэтический список того, без чего солдат на войне никак не может обойтись. Сначала речь идет о воде, потом о пище, а потом о шутке, причем, когда говорится о ней, то выясняется, что всё перечисление выстроено в определенном логическом порядке – от менее важного к более важному (здесь и далее курсив в цитатах мой – О. Л.):
Жить без пищи можно сутки,
Можно больше, но порой
На войне одной минутки
Не прожить без прибаутки,
Шутки самой немудрой.
И уже после шутки перечень доходит до самого важного – до правды:
А всего иного пуще
Не прожить наверняка
Без чего? Без правды сущей.
Правды, прямо в душу бьющей,
Да была б она погуще,
Как бы ни была горька.
(Там же.)
При этом понятие «правда» материализуется и принимает на себя свойства одного из необходимых солдату средств для существования, перечислявшихся ранее, – пищи. Сравним о пище: «Лишь была б она с наваром» (Там же) и о правде: «Да была б она погуще, / Как бы ни была горька».
Также стоит обратить внимание на то, что уже в первых строках вступления к «Василию Тёркину» возникают ключевые для всей книги сказочные мотивы. Сравним, например, еще в одном фрагменте «От автора»: «Богатырь не тот, что в сказке — / Беззаботный великан, / А в походной запояске, / Человек простой закваски, / Что в бою не чужд опаски, / Коль не пьян. / А он не пьян» и в черновиках к «Тёркину»: «Сказка-быль о женах, семьях, / Об огнях столиц и сел, / О родных советских землях, / По которым враг прошел». Перечисляя в первом «От автора» источники, из которых готов пить солдат на войне, Твардовский указывает и на такой, весьма экзотический: «Из копытного следа». Кажется очевидным, что здесь подразумевается не столько реальный источник, сколько козье копытце, из которого пьет воду мучающийся от жажды герой известнейшей русской народной сказки «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка».
Наконец, и диалог с пушкинским «Евгением Онегиным», о котором писали многие исследователи, начат уже во вступлении к «книге про бойца». В замечательной статье С. Г. Бочарова о пушкинском романе в ряду прочих сделано следующее важное наблюдение: «В первой главе “Онегина” парадоксально даны и герой, и образ я, и их взаимное отношение. Но отношение я и Онегина ещё по-особому парадоксально: отношение то ли двух персонажей – “приятелей” (как в строфах о “дружбе”), то ли автора и героя романа»[2]. Подразумевается, в первую очередь, соседство следующих строк в «Евгении Онегине»:
Друзья Людмилы и Руслана!
С героем моего романа
Без предисловий, сей же час
Позвольте познакомить вас:
Онегин, добрый мой приятель,
Родился на брегах Невы…[3]
Но ведь во вступлении к «книге про бойца» взаимоотношения Василия Тёркина с автором описываются точно по такой же схеме – это отношения то ли двух друзей, то ли автора и героя произведения. Сначала о Тёркине говорится: «Без тебя, Василий Теркин, / Вася Теркин – мой герой», а буквально через несколько строк:
С первых дней годины горькой,
В тяжкий час земли родной
Не шутя, Василий Теркин,
Подружились мы с тобой.
______________________________________________________
[1] Здесь и далее цитирую по: Твардовский А. Василий Тёркин / Издание подготовил А. Л. Гришунин (серия «Литературные памятники»). М., 1976, с указанием номера страницы в круглых скобках.
[2] Бочаров С. Г. «Форма плана» // Бочаров С. Г. Филологические сюжеты. М., 2007. С. 29.
[3] Пушкин А. С. Евгений Онегин // Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: в 16-ти тт. Т. 6. М.–Л., 1967. С. 5–6.