Ростислав Русаков (10 номер)

РОСТИСЛАВ РУСАКОВ 

 

ИМПРОВИЗАЦИИ

 

1

лета луна сквозь дощатый кривой забор
смотрит как ёж разжатый он дик вороват
звëзды его сторонятся и двор как двор-
няга ко взрытой тёплой земле прижат
к стрёкоту голоден холоден и глубок 
в жёлтой полоске не греющего света
свёрнут в себя будто уж в клубок
жадно проглоченный чёрной гортанью лета
стройно чешуйчатого в подтёках росы
на глинистом лбу покойника водопроводным
потом движется непроизвольно остыть
не умеет и хочет и в этом ужу подобно
в ночь замыкается в бедный её состав
бешенных но прибитых стопой равнотравий
дай хоть с полоской у горла сказать но сдав-
ленно стрекочет не в силах себя оставить

 

2

над сигнальной брусникой взлетая турбинами взгляда
пролетает внимание тающее в глубине
из предчувствия смерти из долгого трупного яда
отпружинит в паучьем углу и обратно вернётся ко мне
и от братских камней под лишайником страха и тяги
дёрнуть за руку полдень вчерашний в обёртке ночной
веет сонным предчувствием сдаться на холод бумаги
в троеперстии жадном сомкнуться как пепел печной
ходит лесом округлая осень и говором птичьим
заклинается каждая ветка быть локтем в тени
пустоты иероглифа в хоре рассыпанных спичек
будто ядра брусничные в землю врастают они
остывая меж листьев и хвои задумчивой сажей
не скажу что всë было так будто мы жили в лесу
отряхнувшись от тела как дым от чернил и бумаги
твою горькую горсть я тайком как свою занесу

 

3

рёбра веток сложились под ноги в костёр
это память моя и теперь
поднимается в небо органный костëл
будто вздыбленный искрами зверь
и в шерсти его листьев кленовых встаёт
стая гарпий как розовый шрам
в обрамлении хвойном залатанных ë
заштрихованных пополам
он крадёт себя словно стрегущая ночь
от неслышного шума травы
возвращая холодную гущу кино
как сучок из бревна головы
в долгий вдох и обратно врастает в туман
словно сложен по случаю он
и теперь отчуждëн как ненужный дарма-
вой в лесу потерявшийся сон

 

4

холод берёт за плечи и тащит в лес
в утро туманное в звёздную сыпь над ним
кто уходил в него навсегда исчез
никому ничего не сказал и ушёл к другим
встал на рассвете и не оставил след
тихо закрыл за собой под упругий счёт
часовщиков и теперь его как бы нет
только стихи остывшие но ещё
что-то едва уловимое запах плеч
может быть кружка чистая и кровать
остывающая как огарки свеч
на подсвечнике оставленные догорать
тонкий ветер голоса в памяти смех в ночи
приглушённый как на восходе сквозь муть стекла
тонкий разреженный свет в пустоте молчит
нет никого только память о нём светла

 

5

утренний луч в паутине словно поэт в гамаке
сочетает в себе и отчëтливость линий и рассыпчатую пыльцу
день только начат но уже направлен к концу
как и трещина жизни тающая в руке
небо уловлено в отражении и ещё не досмотрен сон
в мерном движении ширится яд пробуждения
хрупкие звенья событий захвачены сонным зрением
ход облаков подгоняем движением крон
всë начинается быстро и ещё быстрее закончится
жадный глоток разгоняет суставную боль
соль растворённая в медленном теле являет собой
бесформенную шестерню с безупречной прочностью
самых простых объяснений хватает чтоб жить в этой сети
самых простых объяснений
так вмещается в замкнутой клети сокодвиженье растений
словно в объятьях магнитной кассеты мелодия света и ветер

 

6

каждый разреженный шорох в лесу поднимается из глубины
выползает из под под тяжёлой листвы волнуется в кроне сосны
тревогой вскипает в трепете можжевелового куста
намёком сверкнёт в онемелом воздухе поступь его пуста
я вдыхал его тёмно-синим прожёвывал прелой землёй
слышал проголклым шершавым он в жилах скользил змеёй

крапивным кустом обжигая горло вытравливал дымом глаза
позволяя себя пережить запрещал мне себя сказать
и сонный орешник врастёт в колени и треснут его плоды
время нависнет совиным сводом в трещине первой звезды
звуки увязнут в хлипком болоте паутиной стянется рот
и я попытаюсь выдавить слово но получится наоборот
веками схлопнутые ресницы переварят черничную тьму
нечёсанный ветер впитают пряди в торфяном закопченные дыму
руки сдадутся усвоив стечение налипшей по швам смолы
ноги и те предадут убеждённые в том что они стволы
дыхание в папоротнике рёбер втянет сказанное назад
так обращается лесом каждый желавший его сказать

 

7

свет перемешанный в кронах стекает смолой
переливается бликами памяти след
так из себя возникает и сам собой
слух проливается лаковой речью лет
липкое слово стекает в гортань ствола
сходит в янтарный слепок и дышит так
словно оно ещё свет но его смола
с бешенным запахом входит в холодный мрак
в плену инверсивном всë движется наоборот
след за смолой вырастает внутри в свечу
безрукое пламя еë танцует в открытый рот
тлеет во мраке слуха пока молчу