СЕРГЕЙ СТРАТАНОВСКИЙ
ИЗ ФРАНЦУЗСКОЙ ПОЭЗИИ
Поль Верлен
(1844-1896)
***
«Le bruit des cabarets, la fange du trottoir»
Вечерний гул таверн и тротуаров сор,
Платанов дряхлых ряд, теряющих убор.
Пронзительно скрипит на четырех своих
Убогий омнибус – в железе сникший вихрь.
На нем два фонаря – зелено-красны очи.
Идут рабочие, куря, в свой клуб рабочий,
И дым из трубок их – полиции в глаза,
И каплет с крыш сырых, и на стене – слеза.
Асфальт испорченный, ручьев помойных муть –
Вот мне начертанный к сиянью рая путь.
***
«Un grand sommeil noir»
Огромный чёрный сон
Мою заполнил грудь
И все надежды – сон,
Все упованья – муть.
И о добре и зле
Я мыслить перестал
Всё что во мне – во мгле
И жизнь моя – провал.
Не в зыбке… Зыбка – сам,
Что неживой рукой
Качает кто-то там –
Покой … покой… покой.
Стефан Малларме
(1842-1898)
МОРСКОЙ БРИЗ
Печальна плоть моя. Пролистаны страницы
Громады книг моих. И чудится как птицы
Пьянеют в небесах незнаемых морей.
Ничто, ни старый сад, что дебрями ветвей
Вошел в мои глаза, ни лампы свет светя
Средь ночи творческой, ни ты свое дитя
Грудью кормящая, ничто не оторвет
Меня от этих грез, где океан ревет.
От будничных пустот бежать скорей, скорей,
Туда, где пароход тропических морей
Готов отчаливать, где Тайное Скучанье,
Почти отчаявшись, поверило в прощанье.
И этот легкий бриз, что веет и поет
Быть может, тайно нас на смерть в морях зовет.
В тот ад безма́чтовый, во тьму без островов.
О, сердце мрачное — льни к песне моряков.
Гийом Аполлинер
(1880-1918)
БОЛЬНАЯ ОСЕНЬ
Осень недужная, гулкая
Ты умрешь, когда вьюга засвищет в розариях
И оденутся снегом
Сады фруктовые.
Нищенка – ты умрешь,
Среди снежных роскошеств
и посреди изобилья
Спелых плодов, а теперь
В небе твоем глубоком
Ястребы кружат
Над осенними феями – коротышками зеленокудрыми
Никогда не любившими никого.
На далекой опушке
Кричат олени.
Осень, как я люблю,
как я люблю твои гулы,
И твои плоды, на земле лежащие,
И твой ветер, и лес, что листву теряя
Словно плачет, лист за листом роняя.
Топчут листья
И поезд отходит.
Так и жизнь – уходит
Уходит, куда-то, уходит.
Поль Валери
(1871-1945)
ПОГИБШЕЕ ВИНО
Не знаю где, в каком краю,
Немного дивного вина
Я пролил в дар небытию
На океан – простор без дна.
Разгадчик, что ли, древних снов
Той жертве выучил меня,
Иль слышал я глубинный зов
Тот алкоголь, как кровь, лия.
И дымом розовым мелькнуло
Вино на море, но вернуло
Свой облик море через миг.
Вино в волнах исчезло пенных
И в горьком воздухе возник
Рой первообразов нетленных.
ПОЯС
Закат. Он тихие дары
Глазам влюбленным дарит снова.
О, час распада золотого,
О, розы огненной игры.
Перед безмолвьем дорогим
Живых небес, с закатом рядом
Тень, полусхвачена распадом
Танцует с поясом своим.
С цыганским поясом резвясь
Да так, что ветра колыханья
В моей душе рождают связь
Молчанья с небом затуханья.
Я – там, я – здесь. Нигде не свой.
О, саван темный и живой.
Анри Мишо
(1899-1984)
АЙСБЕРГИ
Айсберги… Без парапетов, без поручней – глыбы стужи, где души погибших матросов и бакланы усталые обретают приют под покровом чарующей ночи.
Айсберги, айсберги…Вы – соборы безбожные, соборы зимы бесконечной, там – на куполе мерзлом Планеты.
Как высоки, как чисты ваши кручи, рожденные холодом долгим.
Айсберги, айсберги…Вы – Атлантики тыл, будды морозные в несозерцаемых водах, зенки Смерти мерцающие, крик огромный столетий безмолвных.
Айсберги, айсберги…Вы – скитальцы по собственной воле, вы – миры на замке, вы свободны от жизненной грязи.
Родственники островов, родственники родников – вижу вас сердцем, чувствую родственность вам.
ПУСТОТА
Страшный ветер внутри.
Хотя это лишь дырка в груди у меня,
только дырка…
Все равно – страшный ветер внутри.
В этой дырке скопляются
ненависть, немощь, испуг.
И сгущается в немощи ветер,
Мощный как смерч и способный
Шпиль стальной искорежить.
Ветер, ветер – напор пустоты.
Я теряюсь, когда его нет,
я ищу его, внутрь зову.
Что сказал бы Христос,
если б был существом мне подобным?
Ведь во мне – заготовленный холод озноба
И дыра в пустоту – пожирательница,
уничтожительница…
Вязкая вата, безмолвие,
Звезд немота…
И глубока, глубока,
и безвидна она – пустота.
И ЭТО ВСЕГДА
И всегда, и всегда –
прободение жалом зрачка,
туча ос нападающих…
прокаженный,
его беззащитные чресла.
И всегда, навсегда –
человек погребенный при жизни,
оскверненная скиния,
мускул слабее ресницы,
но вступающий в битву с потоком.
И всегда, и всегда –
возвращенье ночей приносящих
пустоту стерегущую.
И всегда, и всегда –
опостылевший старый ремень.
Постоянно, всегда –
человек погребенный при жизни.
Постоянно, всегда –
обвалившийся с треском балкон,
нерв больной, что не в силах забыть
птице-дерево хлещуще,
и бурлящий поток, где исчезнуть готовится смертный.
И всегда, и всегда –
встреча с Кем-то в огромной грозе.
Постоянно, всегда –
жизнь на грани затменья, забвенья.
И всегда, и всегда –
горизонт позади частокола
вдаль уходящий,
все дальше, и дальше, и дальше …
МОЯ КРОВЬ
Кровоток моих вен,
по которым, петляя, плыву –
Мой певец, моя шерсть,
жены мною любимые – он.
И бурлит, разливается не застывая,
Хламом меня наполняя:
черепками, камнями, стеклом,
Рвя на части меня,
и живу в громыханиях бури,
В задыханьях, в жестокости…
Он – кровоток созидающий
Замки мои на холстах,
замки из пятен случайных,
Замки им озаренные.
Поль Элюар
(1895-1952)
РАБОЧИЙ
Видеть фанеру в шумящем дереве
И шоссе там, где горы.
В полдень жизни своей
Жесть ткать, камень мять,
Природу улучшать,
Лже-красот ее лишать.
Одним словом: работать.
1921
Антонен Арто
(1896-1946)
ТЁМНЫЙ ПОЭТ
(Poete noir)
Темный поэт, тебе снится
Еженощно – девичье лоно.
Злобный поэт – жизнь кипит,
Пламенеет твой город,
и твердь разрушается ливнем,
Сердце жизни
твое ковыряет перо.
Джунгли, джунгли…
Колеса многоочитые
Движутся, множатся…
Космы грозы свисают,
и везде поэты
То пегасов седлающие, то псов.
Бесятся зенки,
свихнутые глаголы…
Льется небо в ноздрю
голубым молоком материнским.
И повешенный я,
я – распятый на тысячах ртов,
В сердцах женских, нежалостных.
Раймон Кено
(1903-1976)
ГЛУХОТА
Безухи ночи, тени, камни
Безухо дерево, трава.
И глух удар по наковальне
И море, и ночью сова.
Безглазы камни, мглы и ночи.
Нет глаз у трав и у хлебов,
И у кротов во мраке почвы,
И слепа сердцевина плодов.
И немы ночи, нищета.
И степь, и песни безъязыки,
И воздух весь как немота,
И немы лес, озера, крики.
И вся природа словно дом калек
Калеки – скалы, звери, реки,
И ты – обычный человек,
И вы – кривляки-человеки.
Так кто же видит, слышит, говорит?
1942
Бенджамен Фондан
(1896-1944) [1]
***
(J’avais crié mon nom en montant l’escalier)
Поднимаясь по лестнице
выкрикнул имя свое.
И вот теперь, когда одни двери
на любом этаже распахнулись,
а другие захлопнулись передо мной,
и могу лишь во сне в них войти,
со своими ключами войти
в апартаменты великолепные,
в обиталища дремлющих духов
или в комнаты плоти раздетой,
вот теперь скорбь вернулась ко мне, в меня.
Услыхала ль она, как я выкрикнул имя своё?
Угадала ль она, почему я взбираюсь по лестнице?
Крадучись словно волчица, неужто
в рубище ночи вышла она на площадь,
чтобы тем, кто захочет услышать, сказать
то, что я утаил ото всех.
Я взывал к Тебе, Господи!
Может быть, я взывал слишком громко
или взывал недостаточно, и не веря?
Ведь беда наступила, и я опознал её:
Это она
укрывалась во мне,
я носил её в сердце своем,
И вот, созрев,
отделилась она от меня,
порожденье сознанья, беда…
Посмотрел ли Ты на меня
хоть однажды, Господи?
Перед взором Твоим
простиралась дорога,
путь длинный,
и по этой дороге шел я.
(1943-44?)
Жак Превер
(1900-1977)
PARIS AT NIGHT
Три спички подряд зажигал я той ночью:
Первая спичка – увидеть твое лицо,
Спичка вторая – увидеть твои глаза
И последняя – чтоб осветить твои губы
И всю эту тьму, чтобы вспомнить потом
Как обнялись мы той ночью.
Пьер Реверди
(1889-1960)
ПАСМУРНЫЙ ДЕНЬ
Словно в облаке я
среди снега, среди дымов…
Скрежет дня,
вгрызлось в угол стены окно
И слипаются веки,
и осовело око.
Ну, а дальше, вдали
У изгиба пути,
там, где вихри крутиться должны бы
Через небо летящие –
снежно там, нежно там.
Солнца горсточка там
и, конечно же, сила земли
Лишь слегка взбаламученной.
______________________________________________________
[1] Погиб в Освенциме.