Людмила Зубова — Владимир Строчков и Тосё

ЛЮДМИЛА ЗУБОВА

ВЛАДИМИР СТРОЧКОВ И ТОСЁ

 

По словам Ю.Б. Орлицкого, «Нынешнее увлечение японской стихотворной миниатюрой в России напоминает одновременно и волну Хокусаи, и девятый вал Айвазовского. И как всегда, когда явление достигает масштабов национального бедствия, одновременно размываются и его границы» (Орлицкий 1999: 318).

Владимир Строчков написал в разные годы, начиная с 1986-го, несколько стихотворений под маской вымышленных авторов Тосё, и То Сё,  имена которых производны и от русских идиом «и то и сё», «ни то ни сё» [1], и от имени самого знаменитого японского поэта XVII в. Мацуо Басё. В электронном письме, адресованном Л. Зубовой, В. Строчков написал, что Тосё — японец, а То Сё — китаец.

Далее рассмотрим только стихи с обозначенным именем Тосё [2]. Они иногда представляют собой версификационные, жанровые, тематические, образные стилизации поэтики танка и хокку / хайку [3], основанные на созерцательности как пути к просветлению и на лаконичной иносказательности, иногда совсем не соответствуют японским жанрам, но содержат лексические и образные отсылки к ним. Во многих текстах восточная поэтика объединена с постмодернистской интертекстуальностью и логическими рассуждениями. Наиболее органична для тотальной полисемантики [4] Строчкова омонимическая метафора какэкотоба [5].

В стихотворении «Выхожу раскурить сигарету на самом ветру…» лаконизм начальной трехстрочной строфы с отсылкой к А.С. Пушкину и, возможно к стихотворению И. Бродского «Часть речи» выразительно демонстрируется пространным развертыванием темы, заданной трехстрочием:

Выхожу раскурить сигарету на самом ветру,
раскрутить эту мысль, что я тоже не весь умру,
но и выживу тоже какая-то часть, но не весь.

(Развернуть эту мысль, но не всю, а какую-то часть,
раскрутить и подбросить холодным светилам небес,
затянувшись и глядя, как ветер закрутит искрý
и как мысль, затянувшись, свернет на другую игру,
что не весь я, наверное, тоже умру не сейчас,
потому что я из дому вышел под ветхий завес
затянувшись на мысли и частью до ветра влачась.
Но и выжав из этого бóльшую часть, но не все,
а потрясшую мысль, что последняя капля всегда,
переполнивши чашу и спину верблюда сломав,
вытекает потом, но не вся… Как бишь там у Тосё? —
что на сильном ветру с ветки сакуры капнет звезда
и стечет с кимоно, и слезою омочит рукав.)

Докурив и потрясшую часть спрятав в общую мысль,
весь живой, я вернусь из-под ветра в жилое тепло,
скину гета и оби сырой сменю, и взирая на мыс
из оконца, пойму наконец-то, что там стекло,

потому что я из дому вышел — был сильный мороз,
и от холода общую мысль я опять не донес.

(Строчков 2006: 322) [6].

Две редакции стихотворения обнаруживают разночтения: подзаголовок «Из раннего Тосё», который представлен в сетевой публикации 2014 г. с датировкой текста 1996 г. [7], отсутствует в сборнике «Наречия и обстоятельства» (2006 г.), а слова Как бишь там у Басё? заменены словами Как бишь там у Тосё?

Стихотворение «Цепочки (Из позднего Тосё)»  состоит из 33-х трехстиший без регулярной тематической связи между ними, чем воспроизводит японское коллективное составление рэнга (цепочек из хокку):

— Смотри: на камнях пляжа
старость лежит.
Твоя старость.

*

Старость и смерть.
Светлое будущее
всего прогрессивного человечества.

*

— Погляди: вон давешний камень лежит.
Такой круглый.
Почему же он все еще здесь?

*

— Видишь — паук
ходит среди камней.
Какой молчаливый!

*

… Я тут.
Я близко.
Я где-то совсем рядом!

<…>

*

Далеко-далеко корабль,
светлая твоя ладонь,
сложенная лодочкой.

*

— Ты полагаешь?
Как же ты ошибаешься!
О чем бы ни шла речь.

(Строчков 1994: 200–205).

В стихотворении «Размышляя над обмелевшей речкой и искусством кайга в жанре укиё-э (Из позднего Тосё)» говорится о тематическом многообразии живописи кайга, а образ японской каллиграфии (непременно сверху вниз) представлен символом жизненного пути (Путь — важнейший концепт в культурах буддизма): вот и жизнь уже уходит понемногу сверху вниз. Стихотворение во многом построено на совмещенной омонимии, заданной начальными строками:

Танки грязи не боятся, и не имут сраму хайку,
а японский полицейский регулирует размеры
а японские размеры так значение имеют:
5-7-5, а шаг налево, шаг направо, выпрыг кверху –
это признаки побега; а законно, какэмонно [8]
это кисточкой и тушью, непременно сверху вниз.

Можно Фудзи, можно мостик, можно сакуры цветенье,
можно путника с котомкой, с голоногими ногами,
можно девушку с бункином, в ручке зонтик или веер,
можно злого самурая с воздух режущей катаной;
можно разные картины, можно разный иероглиф,
но при этом иероглиф можно только сверху вниз.

Если Фудзи — то улитка, если путник — то котомка,
если сакура и слива или девушки — в цвету, а
если бедный и крестьянин — то согнувшись над работой,
под соломенной накидкой, под дождём или метелью;
если тушечница — с тушью, с тонкой кисточкой оленьей,
с лёгкой рисовой бумагой, по которой сверху вниз.

Вот и ходишь то с котомкой, то вприпрыжку, то в обнимку,
через речку, через мостик, через десять, двадцать, тридцать
или сколько там осталось, тридцать, двадцать или десять,
вот уже ползёшь улиткой тихо вниз по склону Фудзи,
вот и кисточка облезла, вот и тушь уже засохла,
вот и жизнь уже уходит понемногу сверху вниз.

———————-

Кайга — «картина, рисунок» —  японская живопись.

Укиё-э — «картины (образы) изменчивого мира» — направление в изобразительном искусстве Японии, получившее развитие с периода Эдо. Слово «укиё», дословно переводящееся как «плывущий мир», является омофоном к буддистскому термину «мир скорби», но записывается другими иероглифами.

(Строчков 2013) [9].

Строка вот уже ползёшь улиткой тихо вниз по склону Фудзи — отсылка-антитеза к строкам японского поэта Кобаяси Исси Тихо, тихо ползи, / Улитка, по склону Фудзи, / Вверх, до самых высот! Эти строки Исси стали эпиграфом к повести А. и Б. Стругацких «Улитка на склоне».

Цикл «Хайку сервиза для сакэ на две персоны  с изображениями эротического характера (Из позднего Тосё)» воспроизводит японскую эротическую символику природы:

 

Хайку кувшинчика для сакэ

I

Вечером вдвоем
Подогретого сакэ
Выпьем, милый друг.

II

В сумерках сердец,
Как пионовый фонарь,
Теплится сакэ.

III

Кончилось сакэ.
Хризантему раскачал
Бражник хоботком.

 

Хайку мужской чашечки для сакэ

Встрепенулся карп.
По ночной воде круги.
Теплое сакэ.

Хайку женской чашечки для сакэ

Чашечка сакэ.
Вот и снова расцвела
Сакура моя.

(Строчков 2010) [10].

Этот цикл предваряется словами Строчкова:

«Некоторое количество лет назад, в поисках подарка на день рождения, я наткнулся на симпатичный японский фарфоровый набор из кувшинчика и двух чашечек для сакэ, довольно изысканно расписанный вполне деликатными, даже целомудренными, далёкими от стиля шунга, но при этом и вполне внятно эротическими изображениями . А поскольку обычно я к подарку прилагаю стихотворный текст, связанный содержанием с самим подарком, в тот же вечер родился этот маленький цикл хайку».

Стихотворение «Записки на рукавах кимоно (из черновиков Тосё)» основано на отсутствии согласования подлежащего и сказуемого в числе, как и в японском языке [11].

любованье на девиц
мастера Утамаро [12]
поражает удивить
кистью тонкой как перо

мы смотрел из всех внутри
как рисует Хокусай [13]
что от зависти умри
или локти покусай

я читали каково
хайку на какэмоно
слёзы мокрым рукавом
утирали кимоно

благородный господин
полон чувств как водоем
мы пришли вполне один
а ушел весьма вдвоем

полны благородных чувств
много боле чем на треть
я пошли после искусств
на природу посмотреть

распускаются на миг
дивной сакуры цветы

а из вечности на них
смотрит Фудзи с высоты

осмотрев венец искусств
я решили в знак Пути
в подношенье многих чувств
восхождение взойти

у подножия внизу
однородный глинозем
мы улитка и ползу
я устали но ползем

по Пути что состоял
из ничтожества шажков
сном из многих одеял
сшитых множеством стежков

очевидно до седин
так ползти и будем я
незавидный господин
одинокий как семья [14]

чтоб на крайней высоте
там где некуда идти
скромной чашечкой сакэ
завершить конец Пути

(Строчков 2018: 204–205).

Идея этой грамматической игры оказывается связанной с весьма серьезной рефлексией Строчкова над психологией и социальностью. Автор так комментирует это стихотворение:

«<…> темы безумия, опьянения и вообще изменённых состояний сознания — и вместе с ним языка — всегда меня чрезвычайно интересовали.

Что касается «Из черновиков Тосё» («Записки на рукавах кимоно») добавились немного позже из контаминации двух воспоминаний: о «Записках у изголовья» Сэй Сёнагон и булгаковских «Записках на манжетах» <…>), то я вообще давно с большим интересом отношусь к дальневосточной и особенно японской культуре, а в ступинском «пустынничестве» одной из генерирующих стала довольно назойливая мысль о том, как в натуре японцев уживаются почти муравейниковый коллективизм с совершенным подавлением личности в  трудовой деятельности, — и крайняя интровертность личностного существования и поведения. По моим представлениям, у среднего представителя европейской цивилизации, ориентированного, напротив, на индивидуализм и одновременно на — как минимум, показную — экстраверсию, такое существование должно было бы вызывать сильнейшее психическое расстройство [15]».

В первых двух строчках стихотворения слова любованье на девиц [16] / мастера Утамаро синтаксически двусмысленны из-за полисемии родительного падежа, имеющего и субъектное, и объектное значение: субъектом любования может быть изображен и художник, и автор текста. Такая полисемия как бы совмещает автора текста с художником, т.е. «я» Тосё — это одновременно и «мы».

Слово внутри в строке мы смотрел из всех внутри соотносится с буддийской концепцией внутреннего зрения:

«Для японского способа мировосприятия внешнее является необходимым, тогда как внутреннее — истинным. В отличие от ортодоксального буддиста японец считает внешний мир не обманчивым, но лишь преходящим, а потому — ненадежным. Устойчивым и надежным представляется только мир внутренний. Отсюда — повышенное внимание именно к «внутренней», «сокровенной» природе человека, а также особая значимость способности «внутреннего видения» в системе традиционной японской культуры в целом» (Главева 2003: 7).

Обратим внимание на мерцающую грамматическую принадлежность слова внутри: это наречие в сочетании смотрел … внутри и существительное в сочетании из всех внутри.

В цикле «Хайкушки» (хайку + частушки) [17] представлена поэтика намеков: содержание русских брутальных частушек передается романтичными образами. Сетевая публикация этих текстов [18] озаглавлена Строчковым «“Угадай мелодию” или Делу время, потехе час». Александр Левин, публикуя эти хайкушки Строчкова на своем сайте [19], сопровождает их ссылками на русские источники [20].

Далее в левом столбце приведены некоторые тексты Строчкова, а в правом — русские «первоисточники» с сайта Левина:

*

На ветхом мосту через Нара
стою и смотрю равнодушно,
как плывет из Кукуи катана [21].

*

по реке топор плывет
из села Кукуева
ну и пусть себе плывет
железяка хуева

*

У порога родного дома
любимый моет лицо,
глядя задумчиво в небо.

*

cидит милый на крылечке
моет морду борною
потому что пролетел
самолет с уборною

*

Бледно лицо у любимой,
Словно что-то сломалось внутри у нее:
Снова бродит на западе призрак.

*

у моей у милки в жопе
поломалась клизма
призрак бродит по европе
призрак коммунизма

*

С песней девушка мимо прошла
и задела за угол хижины.
Как она плакала, бедная!

*

по деревне шла и пела
баба здоровенная
пиздой за угол задела
заревела бедная

*

Снимает у входа новые гэта [22] отец.
Смотрит тревожно седая мать,
слабые руки сложив под животом.

*

папе сделали ботинки
не ботинки — полботинки
папа ходит по избе
бьет мамашу по пизде

*

Пропала вода в колодце —
выпили всю пришлые корейцы с Хоккайдо.
Сколько их стало кругом!

*

Если в кране нет воды,
значит выпили жиды.
Евреи, евреи,
кругом одни евреи.

П. Флоренский указывая на «общность частушечной формы у самых различных народов», писал: «В самом деле, что такое — эта танка, как не усовершенствованная частушка, вышедшая из ута-гаки, т. е. из хоровода песен (ср. нашу хороводную частушку), и распространившаяся по всей толще японского народа» (Флоренский 1909). Тот факт, что цитированные тексты Строчкова созданы по версификационным образцам не танка, а хайку, не противоречит написанному Флоренским, так как хайку — форма, производная от танка.

Итак, тексты Владимира Строчкова, написанные под маской Тосё, обнаруживают  большое стилистическое разнообразие, в них отражаются не столько просодика и строфика жанров танка и хокку, сколько поэтика, основанная на буддийской философии Пути к просветлению, созерцательности как способа познания мира, образная система, полисемантическая метафорика и японская лексика, взаимодействующая с русской.

 

ЛИТЕРАТУРА

Алпатов В.М. Японистика. Теория языка. Социолингвистика. История языкознания.
M.: Языки славянской культуры, 2017. 520 c.

Волощенко В.Г. Грамматическая категория числа в русском и японском языках: к постановке проблемы // Вестник ВГУ. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2010. № 2. С. 176–181.

Главева А.Г. Традиционная японская культура: Специфика мировосприятия. М.: Восточная литература, 2003. 264 с.

Дьяконова Е.М. Поэзия японского жанра трехстиший (хайку): происхождение и главные черты // Труды по культурной антропологии. Памяти Г.А. Ткаченко. М.: Восточная литература. Муравей, 2002. С. 189–201.

Зубова Л. Владимир Строчков: Странствия по семантическим полям // Зубова Л. Языки современной поэзии. М.: Новое литературное обозрение, 2010. С. 230–265.

Орлицкий Ю. Ориентир — ориенталия (Отголоски классических восточных поэтик в современной русской поэзии и малой прозе) // М.: Новое литературное обозрение, 1999. № 5. С. 315–325.

Петелина О.О. Поэтика Владимира Строчкова: «полисемантика» как способ организации поэтического текста: дис. … канд. филол. наук: 10.01.01. Нижний Новгород, 2016. 161 с.

Строчков В. Глаголы несовершенного времени: Избранные стихотворения 1981–1992 годов. М.: ДИАС, 1994. 414 с.

Строчков В. Наречия и обстоятельства. М.: Новое литературное обозрение, 2006. 494 с.

Строчков В. Времени больше нет. М., [б/и] 2018. 496 с.

Флоренский П. Несколько замечаний к собранию частушек Костромской губернии Нерехтского уезда (Вступительная статья к изданию: Собрание частушек Костромской губернии Нерехтского уезда. Кострома, 1909). https://lib.kostromka.ru/florensky/chastushki.php?ysclid=l81n8hvd58331100776

_________________________________________________________________________

[1] В XVIII в. издавались журналы «И То и Сіо», затем «И То и Сьо» — изд. М.Д. Чулков, «Ни То ни Сіо» — изд. В.Г. Рубан.

[2] Японская образность и лексика встречаются и во многих других текстах Строчкова, например, «Паранойана» «Просодия» (Строчков 1994: 44–47), (Строчков 1994: 362–365),  «Хокку-шмокку манъёсю, или плач Израиля на берегах Эдо» (http://www.levin.rinet.ru/FRIENDS/STROCHKOV/strochkov_2013.htm), «Кто любви возжелает, пусть тот…» (https://www.stihi.ru/diary/gessshka/2015-10-06),

[3] «Происхождение японского жанра трехстиший (первоначальное название хокку, затем хайкай, и с конца XIX в. – хайку) искусственного характера и представляет собой исключение из правил. Трехстишия хайку всего в 17 слогов произошли из японских классических пятистиший танка, или вака в 31 слог посредством еще одного жанра, а именно “связанных строф” — рэнга <…> Возникновение жанра хайку датируется XV–XVI вв. Начальное трехстишие пятистишия танка, носившее название хокку, получило самостоятельное значение и начало развиваться как отдельный жанр» (Дьяконова 2002: 189).

[4] О полисемантике Строчкова см.: Зубова 2010, Петелина 2016.

[5] «…какэкотоба — это поэтический прием японской поэзии, основанный на ассоциативной игре слов <…>, обусловленной их полисемией или омонимией, которые чаще всего, сополагаясь, составляют образный параллелизм, проецируемый как в текст, так и в историко-культурный контекст Японии» (Жукова 2001: 220).

[6] Курсив В. Строчкова, элементы совмещенной полисемии выделены полужирным шрифтом мною – Л.З.

[7] https://strochkov.livejournal.com/156017.html?ysclid=l81dc22el2794264874

[8] Какэмоно <…> — вертикально висящий свиток из бумаги или шёлка, наклеенный на специальную основу, обрамленный парчовой каймой и снабженный по краям деревянными валиками. Может содержать рисунок или быть иероглифическим. Является элементом архитектурного стиля сёин-дзукури, сложившегося в Японии в XV—XVI веках. Как правило, свиток помещается вместе с композицией из цветов в специальной нише — токонома, предназначенной для украшения интерьера. (https://ru.wikipedia.org/wiki/Какэмоно).

[9] https://strochkov.livejournal.com/154548.html?ysclid=l81fn0dk3w286222737). Примечание В. Строчкова.

[10] https://strochkov.livejournal.com/76382.html?ysclid=l81m7cztpv775651570

[11] В японском языке глаголы и прилагательные не изменяются по числам (см., например, Алпатов 2017 [перепечатка статьи 1979 г.], Волощенко 2010 [таблица на с. 179]). «Эти показатели [множественности] присоединяются только к именам, включая личные и некоторые указательные местоимения, однако не ко всем, а лишь к одушевленным» (Алпатов 2017: 96).

[12] Китагава Утамаро (<…> 1753–1806) — японский художник, один из крупнейших мастеров укиё-э, во многом определивший черты японской классической гравюры периода её расцвета в конце XVIII в. <…> Его имя при рождении — Нобуёси, а Утамаро — псевдоним, который художник стал использовать с 1781 г. <…> Утамаро обращался к сюжетам из жизни ремесленников, создавал пейзажи, изображения фауны и флоры (альбомы гравюр «Книга о насекомых», 1788, и др.), однако прославился произведениями, посвященными гейшам квартала Ёсивара (альбом гравюр «Ежегодник зелёных домов Ёсивара», 1804). (https://ru.wikipedia.org/wiki-Китагава_Утамаро)

[13] Кацусика Хокусай (<…> 1760 <…> — 1849 <…>) — широко известный японский художник укиё-э, иллюстратор, гравёр <…> Хокусай использовал не менее тридцати псевдонимов на протяжении своей жизни. Несмотря на то, что использование псевдонимов было обычной практикой у японских художников того времени, по числу псевдонимов он существенно превосходит других известных авторов. (https://ru.wikipedia.org/wiki—Кацусика _Хокусай)

[14] Обратим внимание на то, что собирательное существительное семья в форме единственного числа обозначает нескольких человек в их родственном и социальном единстве.

[15] Электронное письмо Владимира Строчкова, адресованное Л.В. Зубовой. В первой части письма Строчков пишет о вынужденном отъезде из Москвы в заброшенную безлюдную деревню Ступино летом 2010 г., когда многие москвичи спасались от смога.

[16] «В контексте традиционной японской культуры таким механизмом [отбора наиболее значимых ценностей и символов — Л.З.] выступает взгляд <…>. Будучи поначалу ритуально-магическим способом воздействия на мир, впоследствии взгляд становился эстетическим методом освоения состояний этого мира» (Главева 2003: 3–4); «Характерное для японцев эстетическое освоение мира привело к своеобразной эстетизации основных концепций буддийской философии. <…> Жизнь воспринималась в ее печальной прелести, зовущей любоваться каждым мигом бытия в “этом времени и в этом пространстве“» (Указ. соч.: 177).

[17] Жанр «хайкушки» изобретен не Строчковым: под этим названием в сети встречаются тексты многих авторов.

[18] https://strochkov.livejournal.com/182550.html?ysclid=l7u72tjhz8292595406

[19] http://www.levin.rinet.ru/updates1.htm

[20] www.levin.rinet.ru/STISH/perv.html#2

[21] Ката́на — длинный японский меч (https://ru.wikipedia.org/wiki.Катана).

[22] Гэта — японские деревянные сандалии в форме скамеечки, одинаковые для обеих ног (https://ru.wiki.Гэта).